Адзін з нашых лепшых сяброў спадар Олеша Кавалёў прэзентуе
свае новыя апавяданні для рубрыкі "Кепікі".
Чытаем - і здзіўляемся.
Честный жених
К счастью Георгия на этом белом свете он встретил-таки девушку, смиренно согласившуюся на такого интересного жениха да мужа. Более того, выходку в виде венчания чуть ли не на следующий день после гражданской росписи Капитолина приняла с завидным энтузиазмом и даже взяла шефство над Георгием во всех божественных вопросах.
Я не буду вдаваться в подробности долгих месяцев ожидания свадьбы и самого веселого гулянья, так как это совершенно не важно для настоящего рассказа. Так что моментально представляем себе святой храм на белорусской земле, где в один прекрасный день три пары венчались перед Господом нашим Иисусом Христом.
Торжественное мероприятие, наполненное глубоким смыслом, широкой ответственностью и безмерным счастьем слияния двух любящих сердец проходило в суровой атмосфере. Люди не понимали, что, собственно, требуется из себя изображать. С одной стороны, радость большая приходит в семью, с другой же — храм не место для улыбочек. Кто-то силился не забыть, каким образом стоит перекрещиваться, кто-то пытался понять настоятеля храма отца Владимира. Время шло, атмосфера тяжелела, у свидетелей уже стали трястись коленки от тяжести, а отец Владимир все никак не хотел переходить к самому красивому. Казалось, что даже иконы стали усерднее мироточить, дабы таинство ускорилось. И вот наконец отец Владимир обратился к первой паре с хитрыми, но простыми вопросами. Услышав верные ответы, он обратился ко второй паре. Молодые тоже безошибочно преодолели подвохи батюшки.
Наступил черед Георгия. До этого момента он просто повторял то, что делают вокруг люди. Господу помолимся — Георгий перекрестится, а не молимся Господу, да кто-нибудь в углу случайно перекрестится от своего скудоумия, Георгий тут же повторит. Капитолина, чтобы не оставлять жениха единственным идиотом, тоже перекрестится, а за ними свидетели и весь честной народ. А что? Отец Владимир стоит к ним спиной да что-то читает, все равно не заметит!
А тут нате! Владимир интересуется каким-то вопросом, а что он там говорит, в Георгиеву голову не попадает. Что надо ответить? "Да?" "Да" и отвечает. Теперь надо слушать уже внимательно!
— Обещал ли кому другому? — вдруг интересуется Владимир.
На лице Георгия проступил комок хитросплетенных мыслей. Да ведь обещал-то! Людмиле разве не обещал? Перед Никанором еще как обещал. Первая была она, ею первой поделился Георгий со свежеподаренным Никанором. Так ясно всплыли те десятилетней давности воспоминания. Прибежал домой Георгий, познакомившись только что с Людмилой, да запел песни Никанору! Все, дескать, люблю всею любовию, люблю беззаветно, пускай и безответно, но другой такой у меня николи не будет и перед тобой, Никанор, перед Господом нашим, клянусь: никому более не быть верным своим сердцем, а только одну Людмилу любить да на руках носить. Пускай и умрет она, а пускай даже и не умрет, да только чтобы я ее любил, да только чтобы Бог меня любил от ее любви к ней, от моей святой любви, чистой, на зависть всем, любви.
А Тамара? Разве не любил я ее?! Да разве не была ли она такая же кучерявая? А как мы целовались под дождем! И не под дождем. Клялся ли я ей в вечной любви? Конечно клялся. А как иначе? Если бы сам Иисус увидел ее душевную красоту, сам бы об Отце своем позабыл да поклялся бы, как я семь лет тому назад, когда хлеб подорожал на 5 рублей. День в день! Тогда и клялся я перед ней, держа в руках своего Никанора. Ой как клялся!
И как теперь, здесь, в храме Божьем, перед Матерью Божьей, пред святыми мучениками, пред отцом Владимиром? Разве можно соврать да сказать, что я никому более не обещал? Обещал ведь. Врать перед аналоем нельзя.
— Обещал, — честно ответил жених, — обещал я прежде. Не менее восьми раз обещал до нее — моей Капитолины.
Повисло молчание. Даже церковные мыши стали прислушиваться, что же такое может произойти после таких неожиданных, впервые здесь произнесенных слов.
Отец Владимир не смутился, ни один мускул на лице не дрогнул. Казалось, ждал он подобного ответа, в чем, несомненно, было Божье знамение духовной силы отца Владимира. Подошел он ближе к Георгию, поцеловал его в уста, отошел чуть дальше и сказал:
— Благословляю тебя, сын мой, но в брак церковный пустить не могу. Истинно говорю, перед подругой своей Капитолиной ты согрешил, а перед Господом благодать совершил. Благодарю тебя за честность от имени Отца нашего небесного. Иди с миром по земле нашей, неси свою честь гордо, словно знамя. А колечки я оставлю у себя. Положено так. На богоугодное, сами понимаете, дело. Часовеньку строю я на Рублевском шоссе. Там добрый люд земельку мне выделил, все бумаги собрал да подписал где нужно. Фундамент уже заложен. Каждый по кирпичику принес — уже две телеги собрали. Да только, сами понимаете, мало этого. А колечки ваши я перекрещу, молитву о вас двоих прочитаю, да в ломбардик их отнесу, выгодно продам — там меня Никитушка давно знает — и пущу на праведное дело.
Отец Владимир повернул к первым двум парам, чтобы окончить обряд, да на секундочку вернулся обратно, да перекрестил несостоявшихся супругов особым крестом, что и гостям всем хватило. Теперь мы все этот Крест вспоминаем, когда проезжаем мимо Владимирской часовеньки.
Олеша Ковалев
Конфискация
В славном Петровсаде проблемы медленно, но верно принимали кошмарные обороты. Мы уже рассказывали про «эталонный метр», который смог поднять ВВП до высот в 13.5%. Но счастье длилось всего три дня, а экономика Петровсада и не думала завоевывать международные победы. Причем никто не мог понять, отчего город так страдает. Казначей Сибирякова ежедневно проверяла золотовалютные резервы. Самолично запирала их ночью на замок, а утром открывала и пересчитывала. Весь день считала, и каждый день все меньше да меньше. Причем никто, кроме нее, деньги и не считал. Однажды Сибирякова стала грешить на себя, уж не своею ли рукою ворует из казны? Потеряла сон, пытаясь пересчитывать ночью собственные доходы. Да ничего лишнего не нашла. 108-летний Травикович, в свою очередь, подтягивался в прежнем темпе на турниках — то есть вообще не подтягивался. Когда понял, что спортом делу не поможет, решил заняться экономикой. Но эта работа оказалась настолько тяжелой, что горминистр снова сорвался и свалился в очередной запой.
Лишь один человек безустанно трудился в Петровсаде. Собственно, сам градоначальник — Петр Александрович. В туалет, простите, днями не выходит. Все сидит взаперти в своем кабинете. Там и раскладушечку расстелит. Там и зубки чистит. Туда и суши заказывает. Все сидит и думает: как бы это город Петровсад от кризиса спасти. Сидел он так три дня и три ночи, да решил позвать к себе Якобинца. Получив пригласительный от самого Петра Александровича, господин Якобинец решил повеситься. Так сказать, профилактически. Но соратники убедили, что угрозы для его должности никакой нет, даже наоборот: надо ему выяснить, отчего так скудно развивается Петровсад в последнее время. Ибо злые языки, по большей части отмороженные, утверждают, что кризисные явления связаны больше не столько с внешними влияниями, а сколько со внутренним петровсадским беспределом. Так это или нет, и нужно было вычислить господину Якобинцу. Тот и начал комитетскую проверку. Отправлял верных псов по государственным предприятиям, засылал казачков в длинные министерские коридоры. Оказалось: воруют все. Составлен был список из 1912 персон, кого нужно привлечь к ответственности (материальной). Заодно создана специальная карательная комиссия, названная «Комиссией по справедливому изыманию наворованного имущества».
С такими результатами явился Якобинец к Петру Александровичу. Посмотрел на список Председатель горсовета из одного человека. Похвалил за проделанную работу. Утвердил график конфискаций. Механизм пополнения горбюджета заработал. Но Сибирякова все говорила, еще да еще. Список пришлось расширить. В день Петр Александрович подписывал по 50 ордеров на конфискацию и арест. Однажды самолично решил проехать с Комиссией по справедливому изыманию наворованного имущества. Проезжали они тогда по известной Синицыной улице. У каждого дома останавливались на конфискацию. А один дом, самый большой, почему-то проехали стороной. Петр Александрович думал, что они на обратном пути вернутся, самое сладенькое оставляют на последнее. Да только работники Комиссии уже начали потирать ручки, заказывая баньку на конец рабочего дня, стыдно сказать, даже приказали извозчику возвращаться в центр. Тут как махнул шашкой Петр Александрович да сказал:
– Какого черта, голубчики, вы покинули тот дом?! Не мог тот человек своим трудом заработать в нашем городе столько денег!
Петру Александровичу срочно передали досье на обитателя дома. Он его внимательно изучил, сравнивал написанное с фактическим содержанием огороженного участка. Казалось, вроде все по-честному, по закону. «Да быть такого не может!» – крикнул Петр Александрович и своею росписью приказал конфисковать все, а хозяина посадить на 10 лет. Переглянулись мужички между собой, почесал Якобинец за ухом, достал наручники да посвязал нашего Председателя горсовета из одного человека.
Просыпается Петр Александрович в камере предварительного заключения. Ведут его на допрос к самому Якобинцу. Сидят они друг против друга и ждут Петра Александровича (Слава Ему!), чтобы тот вместе с Якобинцем начал допрос Петра Александровича.
– Ничего не понимаю, – говорит Петр Александрович, – помню же как сейчас. Вот же все понимал, вот же все проверил, вроде бы видел, что делал, да рука как-то сама взяла да подписала приказ о конфискации своего же имущества. Ведь видели же все, что там все по-честному. Но как это вышло? Дважды проверял.
– Трижды, – поправил Якобинец.
– Трижды проверял, – продолжил Петр Александрович. – Как это вообще так получилось, что сам у себя конфисковал свой честно заработанный и построенный дом?
Посидели они вдвоем да решили, что конфискованное у Мадуры имущество переписать как конфискованное у Петра Александровича, а с Мадуры взыскать дополнительно нижнее белье, носовые платки и отправить на лесопилку в Калахаровск, чтобы поднимал там лесохозяйственное направление. А при отказе выдать нижнее белье, высечь розгами министра Орешко. Тот хоть ни в чем не виноват, но чтобы другим неповадно было.
Олеша Ковалев
