Маргарыта Латышкевіч:
"Туманность Мёртвой Головы"
Он говорит:
-Ты не волнуйся, Клёник.
Это он так меня называет – Клёник.
Он говорит:
-Всё будет хорошо. Правда.
И глаза у него такие честные, и такая уверенность в голосе, что мне только одно и остаётся – не верить ему ни на йоту.
-Нет, - говорю ему. – Не блажи, Гиз.
А он смеётся. На щеках прорезываются ямочки, и кажется, что этому здоровому лбу еле-еле годиков шесть сровнялось.
Но я легко не сдаюсь.
-Гиз, - говорю. – Ты ведь знаешь, что рядовую туманность Туманностью Мёртвой Головы не назовут. Нечисто там, Гиз.
Только у него на всё один ответ:
-Ты не волнуйся, Клёник.
Это я-то – Клёник. Я ворчу под нос на древнем языке, что достукаемся мы так в конце-то концов, что лучше б мне было летать на обычном транспортнике вторым пилотом, потому что, понимаете, и зарплата стандартная, и спокойно, и почёт с уважением. А ему – хоть бы хны: закинул ножищи на панель управления, руки за голову заложил и насвистывает себе.
-Клёник, - говорит и зевает. – Чаю сделаешь, а?
И как его прикажете выносить?
-Вы, - говорю ему. – Вы, земляне, все чокнутые. И электрочайник у нас сломался. Третьего дня, между прочим.
-Не, - отвечает Гиз. – Нормальный землянин, Клёник, сидит в офисе перед сенсорным экраном и работает на благо родной планеты. Ну, или, скажем, на Луне водоросли разводит на океаферме.
Болтает он так, а сам усмехается. Вот и поди пойми, шутит это чучело двухметровое или правду-матку режет. Довелось мне читать как-то книжонку одного нашего учёного, так там как раз и написано было: никак нельзя понять существо, взращённое другой цивилизацией. Это уж точно. Никак не понять.
-А ты, значит, ненормальный?
Это я-то у него спрашиваю, чтобы, конечно, поддеть.
-И ещё какой, - Гиз только улыбается, он прямо-таки непрошибаемый. – Дай чайник, что ли. Починю.
-Иди ты, - говорю ему. – Не твоими же лапищами.
Пилот он, может, и хороший, но с бытовой техникой не дружит. Дотронется, бывает, только – а чайничку уже и хана. Этот вот, альдебаранский, у нас пятый.
-Ну и ладно, - хмыкает Гиз и снова насвистывает.
Я морщу лоб и соплю. Не знаю я, как чинить чайники. Я вообще-то дипломированный пилот межзвёздных перелётов В-класса, так что, простите, какого чёрта мне уметь чинить какие-то чайники?
А Гизу наплевать. Он вон вообще дремлет, дубина землянская. И не берёт его ничего. Когда везли с ним экспедицию каких-то учёных лбов с Эритеи, все животом страдали. Пока дошло, что это один из эритеевских гадов жутко ядовитый, и от его яда, стало быть, резь в животе, рвота и галлюцинации, чуть жизни не лишились. Один Гиз и в ус не дул и даже эту клятую ящерицу сахаром с руки прикармливал.
-Клёник, - говорит Гиз. Он и не спит вовсе. – Ты брось этот чайник. Сейчас пояс астероидов будет.
Я соплю громче. Сам потащил нас в эту дурацкую туманность и командует ещё.
-Крупный астероид по левому борту, - бормочет Гиз. Он уж и усесться за штурвал как положено успел. – Обходной манёвр через три… два… один…
У него даже голос другой, будто подменили. Если где Гиз и серьёзен, так это за штурвалом. И то – если астероидов вокруг немеряно.
-Обошли, - говорю я, боязливо косясь на радар. Но там чисто.
А теперь ещё туманность эта. У моих предков, конечно, обоняние атрофировалось, только вот чую я здесь неладное. И что это за заказ такой, спрашивается? Транспортных маршрутов здесь нет, потому как зона астероидоопасная. Только шваль всякая, небось, отирается.
-Гиз, - меня прямо-таки озаряет. – А если пираты… а?
-Подумаешь, - Гиз только хмыкает. Из пояса астероидов мы вышли, так что он снова закинул ноги на приборную панель. – Что с нас взять-то? Чайник твой сломанный? Или редкого синего сирианина для зоопарка?
Злой он всё-таки. Все они, земляне, такие. До того, как их приняли в Галактическую федерацию, всё твердили, что хотят с другими планетами контакт установить. А когда приняли, да ссуды на развитие организовали, да кучу всяких там гуманистических конвенций подписали, - сразу наплевать им стало на мир и дружбу в Галактике.
Я задыхаюсь от сострадания к себе и потихоньку ковыряю отвёрткой глупый чайник. Сколько он у нас пережил – это ж невообразимо. Вон и бок у него мятый, и крышка поцарапана. Старый, проверенный боевой товарищ, а не чайник это, вот что. Я потягиваю носом. Землянам на товарищей наплевать. Им вообще на всё наплевать.
-Автопилот включен, - говорит бортовой компьютер. Это Гиз соизволил сползти со своего кресла.
-Ты чего, Клёник? – он присаживается передо мной на корточки. – Новый чайник купим.
-Не хочу новый, - еле выдавливаю я. – Мне этот… потому что товарищ…
Гиз вскидывает брови. Я вытираю нос рукавом комбинезона.
-Товарищ, - усмехается Гиз и шарит в своей походной сумке. Огромная такая пятнистая сумка, вся в молниях и кармашках. Гиз говорит, что когда-то с ней на Эльбрус восходил, на Земле ещё. Я не знаю, что такое «Эльбрус», но каждый раз представляю себе что-то вроде огромного белого облака. И Гиз – лениво, не торопясь, со своей тяжеленной сумкой за плечами, – идёт по этому облаку.
-Вот, - он показывает мне какой-то стальной завиток. – Это, Клёник, кипятильник обыкновенный. Вымирающий вид.
Я опасливо поглядываю на странную вещь. По-моему, эта штука совсем не живая.
-Чай-то будешь, Клёник? – кричит Гиз из кухонного отсека. Ему лень щёлкнуть кнопкой переговорного устройства.
На моей родной планете правила хорошего тона детям прививают с детства. Потому-то на моей родной планете никто не пытается докричаться до собеседника через три перегородки. Я включаю переговорник и говорю мстительно:
-Ты орёшь, как зверь кулда-нку во время спаривания.
Гиз – там, на кухне – хохочет. Судя по грохоту, обрушиваются полки.
В рубке появляется Гиз с двумя чашками коричневой бурды, которую он называет «чаем». Одну отдаёт мне и садится в своё кресло.
-Зверь кулда-нку, - шепчет он, улыбаясь, и отхлёбывает чай.
Я тоже отпиваю. Сначала мне непонятно было: какой смысл пить отвар из сухих листьев какой-то травы? А потом ничего, даже понравилось.
-Мёртвая Голова, - произносит Гиз, отставляя пустую чашку. Не знаю, как у него выходит пить настолько огненную жидкость. Я еле глоток сделать могу, а он залпом всю чашку выдул.
-Курс проложил-то? – спрашиваю я сварливо. Гиз кивает.
-Погляди, Клёник. Мёртвая Голова.
Я подхожу и, цепляясь за подлокотник его кресла, встаю на цыпочки. Никакой головы вокруг не видно, обычное содержимое рядовой туманности: звёзды поближе, звёзды подальше, скопления газа и пыли, мелкие астероиды и подозрительный – явно не натурального происхождения – космический мусор.
-Сам ты голова, - говорю я.
И неожиданно вижу её.
В центре, сверкающая, как ограненный камень с гор Арк-маранн, как светлое озерцо, возле которого я вырос, пульсирующая, как живое и трепетное сердце…
-Звезда? – удивляюсь я.
В стороны от искрящегося фиолетового тела расходятся, все в языках холодного пламени, два нежно-лиловых щупальца. Я прищуриваюсь. Нет, это не похоже на щупальца. Это скорее крылья, почти как у нашего корабля. Два треугольника, дальняя сторона каждого из которых мерно вспыхивает волнами свечения и растаёт в бесконечности.
-Мёртвая Голова, - повторяет Гиз. Он смотрит на звезду, чуть склонив голову, и улыбается.
-Какая же это голова, - возмущаюсь я. – У вас, землян, воображение на уровне эритейского полосатого слизня.
Гиз смеётся. Он ведь непрошибаемый.
-Всё может быть, - говорит. – Только ты, Клёник, не понял. На земле есть насекомое, бабочка. Мёртвая голова называется.
Он лезет в карман и вытаскивает оттуда потрёпанный блокнот и механический карандаш. Долго чиркает кнопкой, извлекая грифель, и чертит на бумаге, закусив губу.
-Вот, - Гиз показывает рисунок мне. – Они примерно такие, понимаешь?
На листке изображено крылатое чучело с длиннющими усами.
-Страшно у вас на Земле, наверное, - холодно отзываюсь я.
-Это да, - соглашается Гиз. Лицо у него мрачнеет.
Мне неловко. Я хочу говорить про странную звезду и земных крылатых чудовищ, а этот глупый землянин почему-то молчит и смотрит в потолок.
Наконец я не выдерживаю.
-Гиз, - окликаю я жалобно. – Гиз.
Он улыбается и треплет меня по голове.
-Ничего, Клёник, - болтает Гиз весело. – Облетим вокруг этой красотки, вышлем пару зондов, запишем данные и бешеные деньжищи загребём. Купим тебе десять чайников.
Я хмурюсь.
-Зачем мне столько чайников, - ворчу я и усаживаюсь на своё место. На всякий случай проверяю маршрут, проложенный Гизом. Маршрут, в общем-то, скучный: всего-то несколько витков вокруг звезды и сразу назад.
Гиз поднимается на ноги.
-Ты подремли пока, что ли, - это он мне. – А я в отсеке выгрузки зонды подготовлю.
-Подремлешь тут с тобой, - замечаю я надменно. Но лиловатые всполохи в самом деле навевают сон, так что мне даже не слышно, как Гиз уходит из рубки.
И сон какой-то дурацкий.
Будто в Гизовом кресле сидит какая-то землянская девчонка и тихонько насвистывает его любимый мотивчик.
-Эй, - говорит. – Ты не спи на работе, Клёник.
Только я напыжился ей ответить, что вовсе и не сплю, что не её это дело и что её-то здесь и быть не должно, как проснулся.
Мёртвая Голова теперь больше, свечение от неё – ярче. Мы, видно, подлетели ближе. Я зеваю и тру рукой глаза. Гиза в рубке нет – или всё ещё отлаживает зонды, или втихую гоняет в кухонном отсеке чаи.
На панели мигает красным лампочка активации люка выхода. Это странно. Гиз, уж на что лентяй и недотёпа, люки всегда до старта проверяет. Ещё разгерметизации нам не хватало.
Я почти что опускаю рычаг закупорки, но тут боковым зрением вижу, что на стенде со скафандрами остался только меньший – мой.
Нет, я не волнуюсь. С чего бы? Только странно это. Незачем Гизу лезть в открытый космос, разве что поломка какая-то. Так ведь всё, вроде бы, благополучно.
«А ведь мог бы летать вторым пилотом на транспортнике», - с тоской думаю я, упаковываясь в скафандр. – «Почёт, уважение. Стандартная зарплата и никаких сумасшедших землян. Так нет же, ввязался вот…»
Пока насос откачивает из кабины воздух, я вдавливаю кнопку вызова на рации.
-Гиз, ты придурок, - кричу я в микрофон. – С чего ты полез за борт, не сказавшись? Вот закупорился бы я, так и болтался бы там, пока не посинел.
Гиз молчит. Вечно он молчит, когда виноват.
В узком коридорчике темно, только в конце маячит лиловый просвет – полумесяцем. Я цепляюсь за поручень. Мне страшно. В конце концов, я дипломированный пилот. Я не должен лазить в космос за сбрендившими землянами, моё дело – корабль вести.
-Гиз, - шепчу я. И вспоминаю, что если я упаду с корабля, то падать придётся долго-долго, до самой звезды. Даже пояс, пристёгнутый к поручню, и магнитные подошвы ботинок не особенно обнадёживают.
Гиз обнаруживается почти сразу за люком. Свой пояс он зачем-то отстегнул и торчит, завороженно уставившись на эту чёртову звезду, шагах в десяти от меня.
И рацию он, конечно, не слышит, гад землянский. Меня начинает подташнивать, потому что я понимаю: с пристёгнутым поясом мне до Гиза не добраться.
Звезда нависает над нашими головами, волны сияния отражаются в металлической обшивке корабля. Вернее, это мы с Гизом нависаем над звездой – примагниченные вверх тормашками к металлу. Я с трудом отцепляюсь от поручня и, растопырив руки, медленно ползу к Гизу.
Подползаю – и вцепляюсь в него, дёргаю за рукав.
-Гиз, - хриплю я в микрофон.
А он будто только-только меня услышал.
-Клёник, - говорит. – Ты же вроде спал?
Тут я не выдерживаю. Меня колотит крупная дрожь, а перед глазами плывут разноцветные круги.
-Пойдём-ка назад, Клёник, - говорит Гиз. – Ты не волнуйся. Всё будет хорошо.
Вечно он так говорит. И ничего хорошего никогда не выходит.
Потихоньку, по крошечному шажочку – назад. И такое чувство, будто это я осрамился, вылез полюбоваться на просторы Вселенной, понимаешь ли.
Пока я, лязгая зубами, прихожу в себя, Гиз хлопочет в кухонном отсеке.
-Не буду я твой дурацкий чай, - кричу я ему, забывая все приличия. – Сам его пей, гад землянский! Напейся и ныряй себе в открытый космос, понял?..
Гиз входит с двумя чашками, над которыми вьётся пар.
-Ладно, ладно, - Гиз машет на меня рукой. – Пора первый зонд спускать, Клёник.
Я молчу. Я кручу в руках сломанный чайник и делаю вид, что больше ничто меня не интересует. Гиз, поминутно отпивая из своей чашки, щёлкает клавиатурой.
-Вот, - он откидывается в кресле. – Первый пошёл.
Иллюминатор перечёркивает серебряная искра – это выстреливает зонд. Я щурюсь на Мёртвую Голову. Что-то с ней не так, что-то в ней новое.
-Ты видишь, Гиз? – я даже забываю, что обижен на эту орясину. – На ней же…
На теле лиловой звезды появились пятна – три тёмных жирных точки: две пустые глазницы и оскаленный беззубый рот. Я сглатываю сухой комок в горле и перевожу взгляд на Гиза. Тот смотрит в потолок.
-Гиз, - говорю я. – Ты это видел?
-Что видел, малыш? – отзывается он, а сам всё так же в потолок пялится.
Я морщусь. Он, конечно, раза в два меня выше, только по годам – даже и по землянским – я постарше буду. Но Гиз этого в расчёт никогда не берёт – «малыш» и «малыш».
-Пятна, - я тыкаю пальцем в иллюминатор.
-Подумаешь, пятна, - Гиз зевает. – Нам только два витка осталось, Клёник. И второй зонд выпустить. Потерпи уж.
Я бы ему ответил, только с оппонентом, который уже похрапывает, сложно спорить.
Покряхтывая, иду в кухонный отсек: после Гизовой бурды хочется настоящего сирианского гаккер-ткла. Но у нас на корабле стандартная кухонная механика, и максимум, на что она способна, – это соевый бульон, обогащённый витаминами.
Бульона мне не хочется. Я подставляю стремянку, поднимаюсь и ставлю сломанный чайник на полку.
-Решил не чинить, а, Клёник?
Оборачиваюсь я – а рядом та самая землянская девчонка стоит. Платье белое. И глаза вроде как у Гиза – светлые, дикие. Жуть, в общем.
-Уйди, - шепчу. А сам чувствую, что все поджилки трясутся.
-Это вам уходить надо, - говорит девчонка и прядку рыжеватых волос на палец накручивает. – Ясно, Клёник?
Я зажмуриваюсь. Мне мучительно хочется проснуться в своём кресле в рубке. Когда я открываю глаза, девчонки больше нет. Я прыгаю на пол и бегу к Гизу.
Тот не спит уже – листает прошлогодний выпуск «Звёздного пилота» и тихонько насвистывает.
-Гиз, - говорю я, пытаясь отдышаться. – Уходить надо. Дурное здесь место.
-Ну? – рассеянно переспрашивает он.
-Гиз, - я сажусь рядом с ним. – Я в своём уме. Но здесь я вижу странные вещи. Надо уходить, Гиз. Ну их, эти деньги.
Гиз поднимает голову. Если уж речь о деньгах, он непременно услышит.
-Глупости, Клёник, - усмехается он. – Не трусь, отважный сирианин.
-Ты чуть не свалился в космос, - мрачно замечаю я. – Это глупости?
Ответить Гиз не успевает: вернулся первый зонд.
-Ладно, Клёник, - кивает Гиз. – Проверим сейчас, есть там что опасное или нет.
Сканер крякает и пищит, из него лезет длинная полоса бумаги. Я пробегаю глазами по вереницам букв и цифр. Ничего опасного на самом деле нет.
-Ого, - тут же присвистывает Гиз, который, нависая сверху, заглядывает мне через плечо. – Глянь-ка, Клёник.
Он указывает на один повторяющийся символ.
-Арконий, - еле-еле выдавливаю я.
Редчайший и очень радиоактивный химический элемент, универсальное топливо. По нынешним-то временам, учитывая топливный кризис, за координаты месторождения аркония можно получить баснословную сумму. А тут целая звезда – это сколько же тонн?..
И – больше никаких полётов, никаких разведывательных экспедиций или перевоза контрабанды, никаких ядовитых эритеевских ящеров. Своё поместье у морского залива, дымящийся гаккер-ткла в высоком бокале, созерцание природы и – а почему бы и нет? – литературная работа.
Пока я обдумываю свою блестящую будущность, Гиз глядит на звезду.
-А ведь ты прав, Клёник, - задумчиво говорит он. – Надо уходить.
Я вздрагиваю. Душой я уже на берегу залива.
-Что? – изумляюсь я. – Ты подумай, Гиз, сколько нам отвалят за эти координаты. Особенно какая-нибудь межпланетная корпорация.
Гиз улыбается и качает головой.
-Все земляне чокнутые, - уверенно говорю я. – Ты забыл, сколько стоит арконий?
-Погляди, Клёник, - Гиз указывает на звезду. – Внимательно погляди. Что ты видишь?
-Арконий, - отвечаю я. – Не блажи, Гиз. Я хочу заработать на безбедную старость.
Звезда вовсю полыхает лиловым. Отсветы ползут по рубке, по лицу Гиза.
-Она ведь красивая, - сообщает мне этот землянский дурень. Притом таким тоном, будто я не замечаю очевидного.
-Ты представь, - продолжает Гиз. – Вот приедет сюда эта твоя корпорация…
-У меня нету корпорации, - угрюмо вставляю я. – Если б была, я бы с тобой по Галактике не мотался.
-Приедет корпорация, - Гиз не обращает на меня внимания. – И всё испоганит, понимаешь, Клёник?
Я негодующе соплю. Мне очень не хочется понимать вещи, которые не сулят ровным счётом никакой выгоды.
-Там, где я вырос, - Гиз всё треплется, а пальцы у самого так и бегают по клавиатуре. – Был старый-престарый лес. Деревья огромные, в три обхвата, а то и больше. Озеро синее-синее, а на дне, в водорослях спят мидии с ладонь. Берега заболоченные, аисты ходят, высоко поднимая ноги. В траве лягушки с золотыми глазами. Тихо так, спокойно.
-Лягушки? – переспрашиваю я.
-У меня там был любимый дуб, - Гиз вздыхает. – Старый раскидистый дуб. Кора морщинистая, с цепочками муравьёв, и очень тёплая, нагретая солнцем. Хороший был дуб, замечательный дуб, понимаешь?
Он говорит, а я в иллюминатор гляжу – и глазам не верю. Нет там ни космоса, ни проклятой лиловой звезды, а есть странное синее – не сирианское алое – небо, зелёные травы и чистое синее озеро. Деревья, действительно, в три обхвата. И большое дерево – видимо, дуб, - на высоком берегу. А подальше, ближе к кромке леса, идут, высоко поднимая красные (от холода, что ли?) ноги, невиданные чёрно-белые существа.
-А потом, - говорит Гиз. – Этот лес выкупила одна корпорация. На вырубку, понимаешь? И ничего не стало: ни мидий, ни лягушек, ни аистов. Ни моего дуба. Ничего у меня не осталось.
Скажу честно: я, Клёан Иккоро А-Бейрис, трёхсот восьми сирианских лет, дипломированный пилот межзвёздных перелётов В-класса, никогда не считал себя эстетом. Наплевать мне на всю эту бесполезную красоту, особенно если за её координаты мне отвалят солидный куш. И всё-таки…
Я морщу нос и ввожу в компьютер новый курс.
-Всё будет хорошо, Клёник. Правда, - улыбается Гиз. – Вот увидишь.
-Да ну тебя, - ворчу я. – Плакала моя обеспеченная старость… Небось, и этот вылет нам не оплатят? Мол, провалили задание?
Гиз молчит. Он всегда молчит, если виноват.
Звезда, вся в волнах лилового сверкания, медленно уходит вниз. Я, чертыхаясь под нос, обхожу Мёртвую Голову и укладываю корабль на обратный курс. Гиз поднимается и, шаркая по полу, выходит из рубки.
-Починю твоего боевого товарища, - весело бросает Гиз на ходу. Я вздыхаю. Надо будет прикупить шестой электрочайник, раз уж этот всё-таки обречён.
Вокруг снова только скопления межзвёздной пыли и подозрительного космического мусора. Радар взвизгивает, и я рву штурвал вбок. Мимо, постепенно проявившись из тумана, дрейфует корабль без опознавательных знаков и без огней, с отключенным двигателем. Радар замолкает на мгновение, точно раздумывая, а потом верещит, как бешеный.
Если верить показаниям аппаратуры, вокруг сотни таких вот мёртвых кораблей.
-Вы правильно поступили, - говорит уже знакомый мне голос.
Я кошу глаза вбок. Девчонка в белом платье стоит, прислонившись к креслу Гиза, и улыбается.
-Всё будет хорошо, Клёник, - прибавляет она, и я почему-то ей верю. В её исполнении эта вечная Гизова присказка звучит как-то убедительнее.
-Клёник? – это уже голос Гиза. Я поворачиваюсь.
Гиз, с нашим старым чайником под мышкой, изумлённо глядит перед собой.
-Могу поклясться, - шепчет он. – Что за…
Девчонка, конечно, уже куда-то подевалась.
-Чертовщина, - бормочет Гиз, усаживаясь в своё кресло, и с грохотом ставит чайник на пол рядом. – Радиация, видимо…
-Чего? – переспрашиваю я. Гиз проверяет курс и включает автопилот.
-Так, показалось, - говорит Гиз. – Ты не волнуйся. Всё будет хорошо, Клёник.
-Это уж точно, - хмыкаю я. – С такими-то нашими успехами…
Гиз улыбается. Ему что, он непрошибаемый.
-Всё равно купим тебе новый чайник, - обещает он. – Или лучше церемониальный набор для гаккер-ткла на двенадцать персон?
Я устраиваюсь поудобнее, опускаю веки и постепенно засыпаю под Гизову болтовню.
И снится мне Эльбрус – огромное, белое облако.
И мы с Гизом идём по нему вверх, туда, где видно странное синее небо.
На плече у Гиза его походная сумка, вокруг которой вьётся крылатое земное существо – бабочка.
И я знаю: если добраться до вершины и посмотреть вниз, можно будет увидеть маленькое синее озеро, и старое дерево на его берегу, и чёрно-белых аистов с красными клювами, которые бредут по траве, высоко поднимая ноги.
Я знаю это – и во сне я улыбаюсь.
21.12.2010
Творы:
Дар
Когда их не останется
Три луны, огни и город
Туманность Мёртвой Головы