- Карпов Владимир Александрович о себе
- Владимир Александрович – ученый и поэт
- Лингвист-системолог
- И.С. Ровдо о профессоре В.А. Карпове
- М.Р. Прыгодзіч аб саратнiку
- С.А. Важник о коллеге
- Б.Ю. Норман о студенческом друге
- В.Г. Будай о друге
- Воспоминания А.А. Мартынова о службе в армии
- Ученики об Учителе
- Поэтическое наследие
- Хобби
Доцент кафедры русского языка
филологического факультета Белорусского государственного университета
Елена Евгеньевна Долбик
Великое счастье, которое выпало нам, ученикам Владимира Александровича, – это то, что в его лице мы видели не только Учителя с большой буквы, но и друга.
Доцент кафедры теоретического и славянского языкознания
филологического факультета Белорусского государственного университета
Александр Михайлович Калюта
Владимир Александрович буквально фонтанировал идеями, заряжал энергией, побуждал к творчеству. Он открывал нам глаза на мир с другой, светлой стороны, учил не только смотреть, но и видеть. Он был равный среди равных.
Его щедрость многие воспринимали как должное: это же Карпов, он всегда такой! Помню, как в 1972 году он привёз из командировки в Софию экземпляров 20 книжки Лотмана "Анализ поэтического текста" и раздарил их своим ученикам. Книги вообще были любимыми предметами дарения для него. Он открыл для нас Проппа и Хармса. Он даже в политизированном Маяковском научил видеть тонкого мастера рифмы и метафоры.
Карповское одобрение было моральным допингом для нас. Как-то он, прослушав новую шуточную песню, сказал: "Это посильнее, чем у Высоцкого!" Конечно, это была завышенная оценка, но это был и сильнейший стимул к дальнейшей работе. Его стихи 60-х годов были лишь ступенью к мастерству 90 х. Он начинал с бледных рифм вроде "Gratis. Ну а по-русски, даром. Я же слов скупые гроздья не раздариваю", а пришёл к сложнейшим, доступным только ему созвучиям. Он всегда ценил чужой талант и всячески подталкивал его обладателя к новым вершинам. Благодаря ему выросли в поэты такие самородки, как Костя Северинец и Жора Цурран. Он всегда прививал хороший вкус: к науке, литературе, языку, людям, к хорошему вкусу, наконец. Его семья давно смирилась с тем, что Карпов принадлежит не только ей, а многочисленным ученикам, коллегам и друзьям. Какие-то физики, биологи, математики, системологи оживлялись, когда оказывалось, что их новые знакомые связаны с Карповым. Одна моя студентка конца 90-х годов при упоминании имени Карпова воскликнула: "Вы говорите о нашем Карпове?" – он был наш во всех смыслах и во все времена.
Думаю, что очень много бывших студентов филфака захотели бы рассказать, чем они обязаны Карпову. Попробую и я.
Он рано лишился отца, который погиб на войне в 1943 году, и сам был вторым отцом десяткам своих студентов, вытаскивая их из сложных ситуаций. Он не любил стадности во всех её проявлениях и развивал индивидуальность в каждом, оставаясь при этом коллективистом. Он был поэтом, но хорошо знал прозу жизни, оставаясь идеалистом по отношению к людям. Он создавал вокруг себя атмосферу любви, студенты его обожали и доверяли ему безгранично. Он не был безгрешен, но всегда проводил границу между глупостью и подлостью: глупость прощал, подлость не забывал. Он учил жить, не уча этому. Он умел увидеть за функцией человека, и может быть это один из главных уроков Карпова для меня.
Доцент кафедры прикладной лингвистики
филологического факультета Белорусского государственного университета
Головня Анастасия Ивановна
С Владимиром Александровичем связана практически вся моя жизнь с 1982 года. У него я писала диплом, у него работала в лаборатории, под его руководством защитила диссертацию. В этом человеке поражало необыкновенное жизнелюбие и любовь к людям и к студентам. Никогда никого он не обидел умышленно и уж тем более никогда никому не делал подлости. И мне всегда говорил, если сомневаешься, что поставить пять или четыре, всегда решай этот вопрос в пользу студента.
Даже во время болезни, когда он был прикован к постели, у него сохранялся оптимизм и не иссякали идеи, связанные с кубиками, симметрией/асимметрией, аддитивностью/неаддитивностью, рефлексивностью/нерефлексивностью, транзитивностью.
Поражало также то, как он мог радоваться тому, что стал чувствовать пальцы ног, его любовь к внучке Дане, с которой он мог часами распевать песни, рассказывать ей сказки, которые большей частью придумывал сам, и как жаль, что эти сказки никто не записывал. Все, что он делал, имело перспективу, связанную с его научными идеями. Даже на даче он строил домик для аспирантов, чтобы они могли работать на чистом воздухе, где и ему работалось гораздо продуктивнее и приятнее. Этот аспирантский домик так и стоит не достроенным. До сих пор на даче стоят коробки с карточками, которые он обрабатывал и которые ни у кого не поднимается рука выбросить.
Так случилось, что в последние годы его жизни мы общались особенно тесно. И он сам и его жена, Лилия Ивановна, всегда были рады видеть и меня, и студентов, лекции для которых в последнее время В,А. Карпов читал дома. В их доме всегда было тепло и уютно. Никогда никого они не отпускали, не покормив и не напоив чаем. И, вероятно, потому что больное сердце этого человека, всегда тревожилось за всех людей, близких ему, он мне неоднократно говорил, что не может уснуть до тех пор, пока не пожелает спокойной ночи сыну, внучке, невестке, сестре, друзьям, сотрудникам лаборатории, их детям, коллегам.
За всех нас он болел своей душой, а меня пытался научить больше беспокоиться о себе, о сыне, о близких друзьях, но не пропускать через свое сердце все болячки своих студентов, хотя сам этому, так и не научился.
Почти шесть лет нет с нами В.А. Карпова, прошло пять Карповских чтений, на которых обсуждаются различные научные проблемы, а мне все кажется, что он постоянно находится рядом и помогает выстоять и не опустить руки в это непростое время. Карповские чтения уже собирают людей, которые никогда не знали о В.А. Карпове, но посмотрев кусочек фильма о нем, послушав его стихи они соприкасаются с настоящим ученым, связавшим химию с лингвистикой, открыв лингвистическую изомерию, обнаружившим омонимию в кристаллографии, поэтом, философом, первым системологом Беларуси, специалистом по компьютерной лингвистике.
Галина Евгеньевна Адамович,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры белорусской литературы и культуры
БГПУ им. Максима Танка
«Есть лица, подобные пышным кварталам, / Где сразу большое видится в малом…» Если перефразировать известные строки Н. Заболоцкого, то можно сказать: не лица – но люди… Есть.. были люди…
Есть, были люди, не позволявшие обществу скатиться до состояния джунглей… до уровня стада… Есть, были люди, которые раздвигают горизонты, открывают новые возможности, дают перспективы…
Вл. Саныч – так он подписал мне свою книгу стихов «Амальгама» – был (и остается!) таким из них. «Карпов» – значило многое. И в жизни какой-то части людей продолжает значить многое. Потому что он – среди тех, кто раздвигал горизонты, открывал новые возможности, давал перспективы и кого я среди первых своих учителей называю Учителем. Таким он был и оставался с первых дней знакомства студентки 2-го курса филологического факультета БГУ со своим новым преподавателем – преподавателем одной «маленькой» дисциплины, каких много изучалось в 70-е годы в БГУ.
Осенью 1973 года в группе, которая собиралась учить польский язык, нас оказалась слишком много. Несколько человек ушли сразу, сами – и ушли в группу болгарского языка – к Карпову. И этот элементарный шаг обозначил лично для меня многое. На зимние каникулы мы уже ехали с туристической группой в Ленинград (бесплатно, на поезде, в котором и жили): по рекомендации Вл.Саныча мы стали внештатными гидами-переводчиками всесоюзного «Интурбюро», офис которого сначала находился в Ленинграде, потом переместился в Киев. Почти 10 лет работы в «Интурбюро» и параллельно в минском «Интуристе», офис которого размещался в гостинице «Юбилейная», – это подарок Карпова. Это он открыл для меня европейскую часть СССР с ее лучшими маршрутами для зарубежных гостей, которые я объездила с болгарскими группами…
Это были «другие» отношения, «другое» измерение», «другие» занятия… Однажды мы пришли на болгарский у Карпова. «Сегодня у нас занятия отменяются», – сказала я. «Почему?» – спросил преподаватель. «Потому что мы все пойдем в «Мутнае вока». – «А почему?» – переспросил Карпов. «Потому что у меня день рождения!!!» – ответила я. И вся группа пошла в «Мутнае вока». Этот наш поход (вместо занятий, которых было больше, чем в любом расписании) остался очень светлым, радостным воспоминанием…
Воспоминания движутся по касательной. И только пристальное вглядывание в свою жизнь позволяет восстановить события, факты, лица… Преподаватели БГУ и их коллеги, человек 6-7, весной шли в поход. Вл.Саныч пригласил в поход и меня. Было что-то знаковое в этом походе, но, пожалуй, больше всего то, что среди преподавателей БГУ находилась и я, студентка 5 курса. Отъехав на электричке от Минска 100 км, пройдя пешком еще 10 км, мы очутились в лесу, который примыкал к детскому противотуберкулезному санаторию и к дому бывшего главврача, в котором около 20 лет назад я и родилась. Этот подарок Карпова хранится в лучших запасниках моей жизни…
Еще один подарок – люди. Многие работали в «Интуристе», и прежде всего Света Егорова. Больше 20 лет ее нет с нами, но и она – мой Учитель…
Подарок – это его отношение к науке, его поиск нетрадиционных решений задач, а может, наоборот, сугубо научных, потому что он открыл для меня Лотмана, Урманцева … Книга Карпова «Язык как система», статьи, суть которых он не уставал объяснять в частных разговорах, – все это долгие годы держало меня в объятьях системного анализа… Высокая наука – и теплота человеческих отношений… И еще – Йордан Радичков. Вл.Саныч предложил мне писать кандидатскую диссертацию о его творчестве, подарил его книги… В 1983 году я защищалась в Институте славяноведения и балканистики АН СССР в докторском совете, членами которого (и все члены которого) были людьми, известными далеко за пределами СССР: Н. И. Толстой, Д.Ф.Марков (председатель совета), В. А. Хорев, С. А. Шерлаимова…
И стихи. Это Карпов научил меня любить и… читать Пастернака, Цветаеву, Мандельштама… Любить и читать – уметь, хотеть – читать стихи.
«Не мы выбираем, нас жизнь выбирает. / И в миге явленья – миг умиранья…» Эти строки, написанные рукой Карпова, мы, его ученики, знали по рукописи, читали на память, храним в сердце…
Как храним в самом сердце своем Вл.Саныча. Того, кто по-своему обозначил линию всей моей жизни, кто помог мне определиться в ней, стать человеком… Владимир Александрович Карпов…
