Сергей Владимирович Махонь, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка филологического факультета БГУ.
Воспоминания о фольклорной практике
1978 год… Я закончил среднюю школу. Куда поступать — такой вопрос передо мной не стоял, потому что выбор был сделан давно: конечно же, филологический факультет БГУ! Меня все школьные годы очень привлекала литература (как русская классическая и белорусская современная, так и зарубежная). Экзамен я сдал на пять баллов (в то время это была высшая оценка), и, как золотой медалист, был зачислен на филологический факультет университета. В то время в Минске был только один университет — Белорусский государственный. Все остальные вузы именовались институтами. И когда спрашивали, где ты учишься, — достаточно было сказать: в университете. А сейчас все вузы гордо именуются университетами.
В сентябре нас, студентов-первокурсников, направили на сельхозработы. Мы копали картошку в Кличевском районе Могилевской области. Всем хотелось побыстрее вернуться в Минск и сесть за парту, полностью ощутить себя студентами, окунуться с головой в такую заманчивую студенческую жизнь. Только в первой декаде октября вернулись мы в Минск и пришли в корпус по улице Красноармейской, 6.
Лекции, семинары, читальный зал — все было не так, как в школе. Ко многому привыкали, приспосабливались. Необычным казалось то, что все преподаватели обращались к нам, первокурсникам, на вы (такого в школе никогда не было). Да и мы смотрели на преподавателей как на небожителей, ловили каждое их слово, пытались записывать абсолютно все без сокращений, а профессора и доценты мягко нас журили: не пытайтесь записывать все дословно, без сокращений. С течением времени мы освоили премудрость конспектирования и стали получать удовольствие от того, что рассказывает лектор. А то ведь раньше в голове вертелась только одна мысль: успеть записать дословно, чтобы потом на экзамене слово в слово рассказать это преподавателю (так учили нас, вчерашних школьников, те студенты, которые поступили на факультет после подготовительного отделения). Многие преподаватели, читающие лекции на первом курсе в течение многих лет, были знакомы с проблемой «успеть все записать», поэтому специально на лекции акцентировали наше внимание на том, что следует обязательно пометить в тетрадях, а что можно и не записывать. Среди таких преподавателей с особой благодарностью за понимание многих проблем первокурсников я вспоминаю кандидата филологических наук доцента Веру Анисимовну Захарову, читавшую нам курс «Русское устное народное творчество».
Университетские военные сборы в Слониме. 1983 год.
Вера Анисимовна открывала перед нами красоту и поэтичность фольклора, законы творчества, рассказывала о вещах, которые в школе обходили стороной (я имею в виду календарно-обрядовую поэзию, которая неразрывно связана с народным и религиозным календарем). Ведь это был 1978 год. Мы жили в атеистическом государстве. А тут в университете на лекции нам рассказывают о Рождестве Христовом, о Пасхе, о святках, о Троице. Всё это было непривычным, а мне в то время казалось даже крамольным, хотя я и вырос в семье, которая соблюдала христианские обряды, отмечала религиозные праздники, но делали мы это в кругу семьи и старались не афишировать. Вот почему лекции Веры Анисимовны казались мне такими необычными и притягательными. Подкупала и располагала манера Веры Анисимовны преподносить материал: она говорила медленно, делая паузы, останавливаясь в особо значимых местах, легко было записывать сказанное ею, потому что Вера Анисимовна избегала сложных синтаксических конструкций, обилия причастных и деепричастных оборотов. Четкие, словно отлитые в металле фразы, которые легко запоминались и служили основой при подготовке к практическим занятиям и экзаменам. Мне казалось, что Вера Анисимовна не научную проблему излагает, а исполняет русскую былину, так напевно, размеренно звучал в аудитории ее голос. До сих пор я вспоминаю, с каким артистизмом читала Вера Анисимовна рассказ Максима Горького «Как сложили песню». Вот и сейчас, когда я взял с полки томик рассказов Горького, у меня в ушах зазвучал мягкий голос Захаровой:
«Вдруг Устинья говорит бойко, но деловито:
-- Ну-кось, Машутка, подсказывай...
-- Чего это?
-- Песню сложим...
И, шумно вздохнув, Устинья скороговоркой запевает:
Эх, да белым днем, при ясном солнышке,
Светлой ноченькой, при месяце...
Нерешительно нащупывая мелодию, горничная робко, вполголоса поет:
Беспокойно мне, девице молодой...
А Устинья уверенно и очень трогательно доводит мелодию до конца:
Всё тоскою сердце мается...
Кончила и тотчас заговорила весело, немножко хвастливо:
-- Вот она и началась, песня! Я те, милая, научу песни складывать, как нитку сучить... Ну-ко...
Помолчав, точно прислушавшись к заунывным стонам лягушек, ленивому звону колоколов, она снова ловко заиграла словами и звуками:
Ой, да ни зимою вьюги лютые,
Ни весной ручьи веселые...
Горничная, плотно придвинувшись к ней, положив белую голову на круглое плечо ее, закрыла глаза и уже смелее, тонким вздрагивающим голоском продолжает:
Не доносят со родной стороны
Сердцу весточку утешную...»
Ясно представляю себе тембр голоса Веры Анисимовны, а ведь прошло уже почти сорок лет.
С теплотой я вспоминаю Раису Ивановну Ярославцеву, которая вела у нас практические занятия по фольклору. Хорошо помню, как она приходила на занятия с магнитофоном, и мы слушали русские народные песни. А потом анализировали их содержание и поэтические особенности. «Анализировать текст песни, не услышав мелодию, нельзя», — считали Раиса Ивановна.
Фольклорный десант в д. Гольцы Столинского района 1979 г.
Слева направо: Василь Литвинко, Р. И. Ярославцева,
В. А. Захарова, Геннадий Цитович,
В центре - студент филфака БГУ Григорий Хомич,
уроженец д. Гольцы.
Помню я и первую открытую лекцию Риммы Модестовны Ковалевой, уже защитившей кандидатскую диссертацию. Чтобы занять вакантное место преподавателя на кафедре русской советской литературы, Римма Модестовна должна была, по условиям конкурса, прочитать открытую лекцию, что она с успехом и сделала. И сейчас помню, что лекция была посвящена весенней обрядовой поэзии и рассказывала Римма Модестовна о троицких песнях, о Красной горке.
После первого курса учебными планами была предусмотрена двухнедельная фольклорная практика. Традиционно она проводилась в тех регионах Беларуси, которые либо были недостаточно обследованы фольклористами, либо смогли сохранить оригинальные особенности и удивительный колорит местного фольклора. В тот год местом проведения фольклорной практики был выбран Столинский район, деревня Гольцы. Нас, студентов, только что сдавших летнюю сессию и потому пребывавших в прекрасном расположении духа, на шикарных по тем временам красных автобусах «Икарус» привезли в деревню. Автобусы тут же обступила местная детвора. Для них это было целое событие – приезд студентов. Мои одногруппницы Наташа Летко и Лиля Менько тут же попытались извлечь из встречи максимум пользы. Достав ручки и блокноты, они попросили детей рассказывать стихи, песни, шутки, пословицы, поговорки — одним словом, все то из народного творчества, что известно детям. Дети с радостью стали рассказывать, похваляясь своими знаниями. Девушки едва поспевали записывать. А потом, когда ручей фольклора поиссяк, дети сказали: «Ну все, на сегодня хватит. Мы пойдем домой, почитаем в книжках, а завтра вам расскажем». — «А то, что вы сейчас рассказали, вы где брали?» — поинтересовались студентки. «А это мы в учебниках прочитали, в книжках», — честно признались дети. Конечно же, весь записанный материал пошел в корзину.
Нас расселили по домам. Я оказался в доме Валентины Кузьминичны Вахильчук. Удивительная по душевной доброте женщина. Каждое утро она варила, жарила, парила, чтобы повкуснее и посытнее накормить меня, своего ученого (так она меня называла) квартиранта. Я пытался отказываться, но хозяйкин сын Вася, молодой, еще не женатый колхозный шофер, сказал: “Бесполезно, с моей матерью спорить невозможно”. Конечно, я старался, как мог, помочь хозяевам в их многочисленных делах: перевернуть сено, чтобы лучше просушивалось, насыпать курам пшеницы днем, принести из колодца воды, подмести двор… Хозяйка подсказала мне, кто из местных жителей знает множество песен, может рассказать сказку или загадать замысловатую загадку. Будучи скромными от природы, тактичными, местные жители пребывали в глубокой убежденности, что песни петь, сказки рассказывать, загадки загадывать нужно тогда, когда есть для этого причина, повод. Прийти к кому-либо в дом и сказать: быстренько давайте пойте песни или сказки рассказывайте — это означало обречь себя на полную неудачу. Руководители нашей практики — Вера Анисимовна, Римма Модестовна, Раиса Ивановна — долго и подробно, еще в Минске, инструктировали нас о методике собирания фольклора: обязательно здороваться со всеми местными жителями, разговор заводить издалека, исподволь подводить его к песням (а какие песни раньше пели, а какие сказки раньше рассказывали, а как свадьбы раньше гуляли, а как раньше детей крестили, а как колядовали? — все эти вопросы можно было задавать только после предварительной беседы с информантом). Многие местные жители отказывались петь или что-либо рассказывать, поэтому помощь моей хозяйки была весьма кстати, она приводила меня к какой-либо старушке и говорила: надо ему рассказать или спеть. После такой протекции я записывал удивительные по своей красоте, мудрости, выразительности песни.
Материалы нашей экспедиции Вера Анисимовна научно обработала, и они вошли в большой сборник “Палескае вяселле”, который вышел в нашем университетском издательстве в 1984 году. Я очень горжусь, что в этой прекрасно изданной книге опубликованы четырнадцать песен из ста, записанных мной тем летом в д. Гольцы Столинского района.
Ад Вахільчук В.К. (1935)
67. Ой, калі б знала, калі б ведала...
Ой, калі б знала, калі б ведала,
Ой, калі б знала, калі б ведала,
Што заручыны будуць,
То б я руты не сеяла,
Васількоў бы не саджала,
Стада коней увагнала б.
Стада маё вараненькае,
Тапчы зелле зеляненькае.
І рутаньку, і мятаньку,
Усю маю пакрасаньку.
Ды й тую, што саджала ў нядзельку,
Што саджала ды й палівала.
Адзін вяночак звіла
Ды й таго не знасіла.
У сенечках ды павесіла.
У сенчках ды на калочку,
На жалезным гваздочку, на жалезным гваздзе,
Ды й прыехалі госці ка мне.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
69. Ой, у полі бярозанька развіта...
Ой, у полі бярозанька развіта,
Ды ўжо наша Ніначка запіта.
Ой, ды запіваў жа яе ўвесь род,
А яе бацюхна няпярод.
Ой, у полі дубочак развіты,
Ды ўжо наш Колечка запіты.
Ой, ды запіваў жа яго ўвесь род,
Ды яго ж бацюхна напярод.
Ад Вахільчук В. К. (1935)
79. Ой, у полі бярозанька не крыта...
Ой, у полі бярозанька не крыта,
Ужо наша Волечка запіта.
Ой, хто ж яе запіваў – радзіна,
Штоб была долечка шчасліва.
Ад Апанасюк В. Ф. (1909)
119. Чаго наша века рагоча...
Чаго наша века рагоча,
Ды чаго ж яно хоча?
А ты, свецейка, не жміся,
Сторублёваю кладзіся.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
145. Маці сына да выражала...
Маці сына да выражала*,
Месяцам аперазала.
Зоркаю засцягнула.
Шчасцем-долею агарнула.
– Едзь, мой сыну, на Ўкраіну
Па чужое дзіця.
На чужую староначку
Па ціхую жоначку.
Чужое дзіця ціха размаўляла,
Майго сыночка сабе выбірала:
– Залаты месяц цябе аперазаў,
Дарожку шчаслівую табе ўказаў.
Зоранька ясна цябе засцягнула,
Маценка благаславіла.
* Першы радок кожнай страфы паўтараецца.
Ад Іванцовай М. М. (1916), Вахільчук В. К. (1935)
146. У стораны, усе дочкі, у стораны...
У стораны, усе дочкі, у стораны,
Ды не пераходзьце дарогі.
Ды няхай пяройдзе сам гасподзь-бог,
Ды няхай пяройдзе бацька мой.
Ды няхай пяройдзе ясна зара,
Ды няхай пяройдзе маці мая.
Ды няхай пяройдзе зарыца,
Ды няхай пяройдзе сястра мая.
Ад Апанасюк В. Ф. (1909)
183. Ды наехала сватоў поўны двор...
Ды наехала сватоў поўны двор,
Ды наехала сватоў поўны двор.
– Ой, пазнай, маці, каторы твой,
Каторы твой?
– Што на кані сівым –
Дзевер твой.
У шубаньцы, у чаботаньках –
Зяць мой.
Ад Вахільчук В. К. (1935)
560. Кацілася яблычка з гары далоў...
Кацілася яблычка з гары далоў,
Кланяйся, Ганулька, бацюхну да ног.
Бацькавы ножкі бяленькі,
Будзе табе, Ганначка, дабрэнька.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
561. Аддавала дзевачка дабранач...
Аддавала дзевачка дабранач,
А гэты дабранач – не на ноч.
А гэты дабранач – на ўвесь год,
Павезена дзевачка на ўвесь век.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
628. Выйдзі, мамачка, паглядзі...
Выйдзі, мамачка, паглядзі,
Выйдзі, мамачка, паглядзі,
Што мы табе прывязлі:
Ці авечку, ці ягня,
Ці маладу дзевачку, як паняня.
Паглядзі, мамачка, у акенца,
У двары месячых ды сонца,
Ясны месячык ды сонца.
Ясны месячык – сынок твой,
Ясна сонейка – нявестачка.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
630. Выйдзі, свякроў, паглядзі...
Выйдзі, свякроў, паглядзі,
Выйдзі, свякроў, паглядзі,
Што мы табе прывязлі.
Прывязлі з млыну пярыну
І яшчэ маладую дзяўчыну.
Вы яе сустракайце,
Да работы прывучайце,
Харошаму навучайце.
Яна ўмее і рабіці,
І з людзьмі гаварыці.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
633. Выйдзі, матухна, паглядзі...
Выйдзі, матухна, паглядзі,
Што мы табе прывязлі.
Выйшла, матухна, паглядзела
Ды й заплакала, пайшла.
Ад Іванцовай М. М. (1916)
664. Я ж табе, свёкарка, не пані...
Я ж табе, свёкарка, не пані,
Я ж табе, свёкарка, не пані,
Я ж табе нявестка суджана.
Я ж табе хатаньку замяту,
Я ж табе вадзіцы прынясу,
Я ж цябе татачкай назаву.
Ад Апанасюк В. Ф. (1909)
771. Ой, у клеці, у клеці...
Ой, у клеці, у клеці
Ды на пераклеці.
Там свякроўка ступіла,
Нявестку будзіла:
– Уставай, нявестка,
Пірагі мясіці
Ды знайдзі, нявестка,
Чым дзяжу накрыці.
– Вазьму, маманька,
Я льнянога своя,
Накрыю дзяжу і стола.