Прикосновение к прозе
Ольга Рудая

НЕСРАВНЕННАЯ

Легенда о танце

– И какие это храмы вы собирались здесь найти? – обратился один из археологов к своему коллеге, который недоуменно рассматривал кирпичные лабиринты города. В голосе его звучала неприкрытая насмешка. – Всего лишь город.

– Но какой город! – восторженно откликнулся второй археолог. Казалось, его нисколько не расстроило отсутствие того, что он искал. – Посмотрите, какая четкая планировка! Поистине, это была великая цивилизация!

– Не знаю, не знаю…Тогда почему же она погибла? – Вы задаете такие вопросы, ответов на которые не существует. Да посмотрите вы!

Монета солнца, словно отлитая из какого-то неведомого пурпурного металла, бросала свои драгоценные отблески на потемневшие фундаменты домов, на пустую глазницу бассейна, на ровные линии улиц, на круглые колодцы внутренних двориков. Мохенджо-Даро был великолепен. И почему он был так назван – «холм мертвых»? Может, дело в том, что только смерть может быть совершенна? Археолог не знал. Многие годы подряд он сталкивался не с ней самой, а лишь с тем, что она принесла. Прищурившись, мужчина внимательно смотрел на то, что некогда, многие тысячелетия назад, было центром великой культуры.

– Взгляните, что мы обнаружили, – и прежде чем начальник археологической экспедиции успел что-то сказать, ладони его ощутили прохладный металл. В руках его оказалась черно-зеленая бронзовая статуэтка танцовщицы.

– Приблизительно третье-второе тысячелетие до нашей эры, – с некоторым самодовольством отметил кто-то из группы. Он явно гордился своими познаниями. – Танцовщица. Вывод: в городе была популярны танцы и музыка.

– Она со светильником, значит, исполнительница каких-то ритуальных танцев.

– Оставьте, я посмотрю.

Археологи переглянулись: шеф явно не в духе. Очень уж он странный сегодня. Может, все из-за этого города? Загадка…

Группа молча удалилась, оставив начальника экспедиции наедине с находкой. Он поставил статуэтку перед собой и принялся внимательно ее изучать. Какой могла быть эта танцовщица? Для кого танцевала? Почему глаза ее закрыты?

Меньше всего ему хотелось думать о том, к какому тысячелетию принадлежит найденный объект, из какой бронзы сделан, сколько времени находился под землей. Слишком много потрясений было за один день. Хватит быть ученым.

А она была, как говориться, девушка с характером, эта танцовщица. Самоуверенно выгнув красивое бедро и согнув правую руку в локте, она как будто ждала похвалы своей красоте. В левой руке девушка держала светильник, глаза ее были прикрыты крупными веками, а на губах едва заметно обозначилась блаженная улыбка. И чем дольше археолог смотрел на эту незамысловатую фигурку, тем яснее осознавал, что сотворивший ее кузнец был влюблен в эту танцовщицу. В каждом изгибе ее обнаженного тела, в каждой, даже самой мелкой черточке ее лица сквозило восхищение мастера.

* * *

Раскаленная бирюза неба резала глаз и, отражаясь в бледно-голубых водах Большой купальни и многочисленных колодцев, поражала своей бесконечностью. Было невероятно жарко – казалось, что даже красновато-желтый обожженный кирпич домов медленно плавится и крошиться под беспощадным жемчужным солнцем.

Улицы города были почти безлюдны – жители, спасаясь от палящего зноя, прятались в домах, время от времени выходя во внутренние дворики, чтобы освежиться с помощью воды из колодца. То же самое сейчас делал молодой кузнец. Черпая аквамариновую влагу сильными смуглыми ладонями, он крупными пригоршнями бросал ее на лицо, плечи, ноги, и тело его, покрытое поблескивающими струями, сверкало, как медная статуэтка, в густом солнечном свете. Прищурившись, он посмотрел на небо и вернулся в кузницу. Сегодня нужно было сделать еще несколько печаток, а работа эта непростая и долгая. Пока выпилишь все фигуры…

– Что, все трудишься? – послышался насмешливый голос. Юноша поднял лицо, и тут же принялся торопливо утирать пот с лица. – Зря стараешься, жара все равно сделает свое дело. Солнце коварно сегодня.

– Светлого дня, Кара, – смущенно проговорил кузнец, возвращаясь к работе. Лучше бы она пришла, когда он омывался водой из колодца! Пальцы ловко разложили квадратные куски меди и бронзы.

– И тебе светлого дня, – не меняя тона, ответила девушка. Ее смуглые руки и стройные ноги казались почти черными в тени навеса. Кузнец заметил, что она быстрым движением смахнула капли пота у самой линии волос.

– Ты бы зашла в дом, отдохнула.

– В твою кузницу, где только металл и огонь? Она будет похуже улицы. Поищи место получше для моего отдыха, – вымолвила она, откидывая на спину длинную тугую косу черных волос. Жара мучила девушку, но она не хотела в этом признаваться.

– Можешь пройти в купальню.

– А купальня в твоем доме, верно, как и кузница: вода в ней подобна раскаленной меди или бронзе, – расхохоталась Кара.

Юноша хотел было ответить на эту дерзость, но нашелся, что сказать, а потому промолчал. Девушке это молчание не пришлось по душе:

– Что молчишь, как камень? Или как эта печатка?

Снедаемая любопытством, она схватила узорчатый медный квадрат, и тут же вскрикнула: еще не остывший металл обжег ей пальцы. Кузнец тут же побежал за чашей с холодной водой, куда девушка опустила руку, и алые пятна начали сходить.

– Это ты виноват. Почему не предупредил, что так горячо?

– Ты мне и слова не дала сказать. Впредь будь осторожнее. Так зачем пожаловала ко мне?

– На закате дня я танцую у Большой купальни, если тебе это интересно. Мне не хватает одного браслета на ногу, и он нужен к вечеру. Вот золото.

Юноша посмотрел на танцовщицу, но Кара на него не смотрела: ее неподвижный взгляд был устремлен куда-то далеко, может быть, даже за пределы города, и какой-то странный белый свет играл в ее зрачках, делая их почти прозрачными. Он догадывался, откуда золото, и для чего ей нужен браслет.

– Я выполню твою просьбу. Зайдешь за украшением вечером. Только мне нужно снять мерку с твоей ноги.

Кара послушно вытянула длинную изящную ступню, не сопроводив это действие не единым колким замечанием, и смуглые пальцы тут же обхватили ее щиколотку тугой нитью, стараясь не затягивать слишком сильно. Задумчивость не сошла с прекрасного лица девушки – она продолжала о чем-то размышлять, и что-то похожее на грусть промелькнуло в ее миндалевидных темных глазах, в рассеянной полуулыбке пухлых влажных губ.

– Так сделаешь браслет? – голос ее прозвучал уже более мягко.
– Зайди вечером.
– Я пришлю кого-нибудь. Мне нужно будет готовиться.

Уже на пороге она обернулась:

– А ты придешь посмотреть? Или работы много?
– Почему спрашиваешь?
– Да так. Больше зрителей – веселее танцевать!

Она выбежала на улицу, и проезжающая мимо воловья повозка закрыла ее.

…Он не хотел идти, и все же пошел. У Большой купальни в самом центре города, у цитадели, собралось много народу. Богатые купцы и ремесленники любили смотреть на танцы. Да и кто этого не любил! Юноша, вытягивая шею, тщетно пытался увидеть входы в комнаты, откуда вот-вот должна была появиться танцовщица. Вот Кара вышла, остановилась у самой кромки бассейна. В левой руке ее был светильник, правую же, согнув в локте, она положила на бедро, и в этом ее жесте, в прищуренных от лучей пунцового солнечного света глазах, в удивленно приподнятых бровях была вся она – своенравная, гордая. Зрители восхищенно замерли.

Музыканты ударили по туго натянутой коже барабанов, и Кара, плавно ступая, закружилась в танце невероятной красоты, поводя смуглыми плечами, широко раскинув унизанные золотыми браслетам руки. Обнаженная грудь ее, живот, бедра, стройные ноги переливались янтарными всплесками густой сети пота. Юноша сразу заметил на ее ноге золотой браслет, который он выковал так недавно, и понадеялся, что она не обожглась, когда надевала его.

Кара поставила светильник у самой воды, и бледно-желтое пламя зубчатым языком отразилось в серо-голубой воде. Солнце уже скрыло свой свет от людей, и в полупрозрачных сумерках светился лишь огонь у воды и украшения на чернеющем теле танцовщицы. Девушка ловко распустила косу, длинные черные локоны пеной укрыли ее спину, и она закружилась еще быстрее, подобно тому, как глина вертится под умелыми руками гончара, как плавится под огнем бронза. Лицо ее прояснилось: надменно вскинутые брови легли ровной дугой, исчезли резкие складки у губ. Кара закрыла глаза, ощущая лишь музыку, лишь сам танец, и больше ничего. Она была счастлива. Город для нее утонул или погиб под давлением всепоглощающего пламени, кроме которого она не видела больше ничего.

Ритмичные и глухие звуки барабана прекратились, и танцовщица замерла, опустившись на колени у светильника. Крохотный теплый огонек высветил ее уставшее лицо и счастливую улыбку, которая была предназначена кузнецу. Юноша в ответ подарил ей такую же счастливую улыбку, и она понимающе прикрыла глаза, затем встала, поклонилась, и, нисколько не смущаясь, стала вытирать пот с лица. Жара действительно была беспощадна, а зрители, судя по всему, не были благодарны ей за столь искусный танец. В конце концов, что они понимают? Да и как можно быть благодарным за счастье другого человека?

* * *

Кто знает, кто знает, размышлял археолог, глядя, как тяжело блестит в темноте бронза. Вот перед ним то немногое, что оставила хараппская цивилизация. Кто знает, что останется после нас, кроме статуэток и руин городов, которые, может быть, вряд ли обнаружат.

– Так что же, это третье или второе тысячелетие? – осведомился один из членов экспедиции, решивший все-таки нарушить подозрительное одиночество начальника.

– Какая разница – шесть тысяч лет, четыре тысячи лет назад.…Давайте не будем ставить точной даты, – вздохнул археолог. – Любовь ее не имеет.

      16 апреля 2007 г.

Ольга Рудая

Сайт создан в системе uCoz