О писательском труде

Марина Хоббель

О возможностях реализации творческого потенциала женщин в эмиграции

Когда у русской писательницы из Израиля Дины Рубиной спросили на Русских днях, проходившись в Осло в апреле 2012 года, не кажется ли ей, что быть писателем-женщиной в Израиле легче, чем в России, она ответила вполне категорично: «Женщинам трудно быть писателями везде».

Самая главная трудность, по мнению Дины Рубиной, заключается в том, что женщина-писатель рано или поздно сталкивается с дилеммой: вести ли ей себя и дальше в соответствии с предписанными ей социальными ролями или отказаться от них. Ответ Дины Рубиной был однозначный: отказаться, поскольку только тогда у женщины-писателя есть шанс стать писателем. И в первую очередь это касается предписанных обязанностей в отношении семьи и детей, поскольку каждая женщина знает: именно эти сферы порождают самые сильные угрызения совести. В то же время угрызения совести обусловлены ничем иным, как скрытыми или явными требованиями, предъявляемыми женщине обществом, основанном на гегемонии мужчин. И требования эти – взять на себя основную ответственность за дом и детей, с тем чтобы мужчины могли спокойно предаваться любезным их сердцу занятиям, зная, что их потомство находится под надежным присмотром. Любимые занятия мужчин так или иначе связаны с желанием самореализоваться, т.е. по большому счету с карьерой, и эта общественная территория в понимании мужчин абсолютно священна и предназначена для них одних. Дерзнувшие вторгнуться на мужскую территорию женщины подвергаются давлению и гонениям, причем основная цель кампаний – подчеркнуть непригодность женщин для выбранных занятий и продемонстрировать, что им тут нечего делать. Для этой прекрасной и объединяющей цели все средства хороши. Особенно действенны в этом смысле сексистские нападки, совершенно немыслимые в отношении мужчин, какими бы профнепригодными они ни были.

Разумеется, такое положение вещей (когда на женщин возлагается основная отвественность за семью) преподносится как нечто естественное, биологически оправданное и поэтому верное, хотя если что и является биологически верным для вида хомо сапиенс, так это равноправное участие обоих полов в заботе об общем потомстве. И особенно биологически верно это на настоящем этапе, когда мужчинам не приходится бегать за оленями, чтобы обеспечить свою семью обедом.

В вопросе равноправия полов Норвегия (как и другие скандинавские страны) продвинулась гораздо дальше, чем страны просвещенной Европы и бывшего СССР, включая Беларусь и Россию, однако говорить об абсолютном равноправии и тут не приходится, чему подтверждение – бесконечные дискуссии о неравном положении женщин на рынке труда, где они безнадежно проигрывают мужчинам как раз из-за того, что выбирают, как правило, тот путь, который им заранее предназначен, – декретный отпуск и работу на неполную ставку. Показательно, что мужчины и женщины идут, что называется, ноздря в ноздрю в отношении карьеры и зарплаты, пока им не исполняется примерно по 27-28 лет. После этого мужчины вырываются вперед, а карьера подавляющего большинства женщин останавливается и в лучшем случае вновь набирает обороты только через примерно 10-15 лет. Нет нужды говорить, что 27-28 лет – это тот возраст, когда женщины в Норвегии обычно начинают обзаводиться детьми.

В этой связи вряд ли можно удовлетвориться популярным аргументом, что, мол, женщины сами выбирают семью и детей, а не карьеру, потому что им это ближе, да и не женское это дело – карьерные амбиции. Дело в том, что на самом деле ни о какой свободе выбора тут речь не идет a priori. Выбор делается за женщин, и в их распоряжении остается только свобода принять или не принять выбор, сделанный за них. Причем ожидается, конечно, что они примут этот выбор как свой собственный, потому что это так естественно и так по-женски – предпочитать семью карьере.

Наверное, женщинам-писателем принять этот заранее совершенный за них выбор труднее, чем кому бы то ни было, поскольку желание писать невозможно отложить на потом, и если от него приходится отказываться, то вряд ли дети и работа на неполную ставку из экономических соображений могут восполнить потерю. Впрочем, некоторые отказываются напрочь от самой необходимости выбора и не обзаводятся ни семьей, ни детьми. Или обзаводятся мужем, но не детьми. У общества, построенного на гегемонии мужчин, для таких «паршивых овец» припасены определения, так или иначе подчеркивающие крамольность отказа от уготованного женского удела, – от покровительственного «бедняжка» до злобного «синий чулок», «неудачница» и «эгоистка», и вся сопутствующая риторика нацелена на то, чтобы довести до сведения женщин, что их основная функция в этом мире – стать «матерью» и «хранительницей очага».

Однако противопоставлением семья – карьера не исчерпывается список трудностей, с которым сталкивается на своем пути женщина-писатель. Обширный корпус проблем так или иначе связан с до сих пор, увы, годсподствующим восприятием литературы, написанной женщинами, как чего-то вторичного и частного по отношению к литературе, написанной мужчинами. И, кроме того, менее качественного. Женщины пишут «по-женски» и «о своем женском», то есть по определению о том, что никак не может касаться мужчин, в то время как мужское письмо наделяется чертами «всеобщности» и «универсальности». Самый большой комплимент, который критик может отвесить женщине-писателю, это сказать, что она пишет «по-мужски», что у нее «мужской стиль», намекая тем самым, что она сподобилась в некоторой степени приблизиться к идеалу универсальности. Хотя на мой взгляд, ставить вопрос о частном или универсальном не имеет смысла, поскольку литература, написанная женщинами, касается женщин – и всего человечества в той же самой степени, в какой литература, написанная мужчинами, касается мужчин – и всего человечества. И как мужчин может, допустим, выводить из себя повышенная метафоричность и психологизм некоторых писателей-женщин, так и женщин может выводить из себя повышенная физиологичность и зацикленность на сексе некоторых писателей-мужчин. Но если мы спросим себя, является ли зацикленность на сексе, физиологичность и объективация женского тела универсальным феноменом, то ответ, на мой взгляд, очевиден. Однако создается впечатление, что как писатели-мужчины, так и критики-мужчины свято убеждены в универсальности мужских ценностей и взглядов на жизнь, в то время как эмоциональность и метафоричность – это не более чем женские нюни и ахи-вздохи романтических барышень, не имеющие ничего общего с реальностью – и опять же, реальностью с мужской точки зрения. Разумеется, сейчас говорят о так называемой «мужской литературе», но, что интересно, назвать литературу «мужской» означает примерно то же самое, что сказать: эта литература еще лучше, еще круче, еще смелее и правдивее, чем просто литература, и если у вас, дорогие товарищи, есть голова на плечах, то срочно бегите и покупайте мужскую литературу, поскольку только в ней – самая что ни на есть правда жизни, от порнографии до неприукрашенных ужасов войны. Но кто сказал, что в порнографии и в ужасах войны заключается правда жизни? Те, кто этим интересуется и занимается. Женщина, читающая «мужскую» литературу, заслуживает некоторого уважения, однако это уважение – с покровительственным душком: мол, где ей понять, хотя за одну попытку можно одобрительно потрепать по головке. В то же время назвать литературу женской означает то же самое, что сказать: эта литература гораздо хуже, чем просто литература, и любой уважающий себя ценитель прекрасного должен сторониться ее, как черт ладана. Оппозиция мужского и женского как позитивного и негативного – это излюбленная оппозиция общества, основанного на гегемонии мужчин, и избавиться от привычки мыслить этими категориями гораздо сложнее, чем избавиться от уверенности в том, что человек является венцом творения и хозяином всей планеты, хотя и это заблуждение – типичное продолжение мужских представлений о своем господствующем положении как среди других видов, так и среди особей своего собственного вида. Мужчинам важно показать свою силу, и если им недостает физической силы, то на сцену выходят сексуальная сила или такие относительные понятия как сила интеллекта и сила духа, а также глубина ума и таланта, способность постигать истины и невероятная сила страданий. Женщинам тут отведено второе и последнее место, и если недостаток физической силы у мужчин возмещается другими не менее достойными «силами», то недостаток физической силы у женщин экстраполируется на все остальные свойства, которые приобретают не силу, а слабость.

Женщинам постоянно приходится отстаивать свое право быть писателем, подтверждать и доказывать легитимность своих занятий, поскольку, как известно, если мужчины пишут оттого, что «не могут не писать», то женщины пишут оттого, что им «делать больше нечего». Чтобы с полным основанием предаваться писательскому занятию и создавать произведения, достойные высокого звания литературы, а не бульварное чтиво и женские романы, женщинам недостает силы страданий, способности постигать истину, таланта и еще бог знает чего. И если для женщин, живущих в пределах бывшего СССР, допускаются некоторые страдания, освященные тяжелой жизнью, недостатком денег, пьяницей-мужем или отсутствием такового, то эмигранткам не подняться и до этих высот. Женщина-писательница в эмиграции – это или мучимая ностальгией вынужденная бездельница, живущая на пособие по безработице, или скучающая домохозяйка, уставшая от шоппинга. В любом случае речь о выстраданных истинах здесь не идет, поскольку выстраданные истины, как и настоящие, «высокие», страдания, остаются привилегией мужчин. И там, где у мужчин – испепеляющая страсть, у женщин присутствуют разве что мелкие страстишки и глупый флирт, опять же от нечего делать. Или пустые претензии, не имеющие под собой никаких оснований в виде могучего «мужского» таланта. Сомнительный фундамент для построения писательской карьеры.

Знаменитый «примиряющий» аргумент: мол, давайте не будем делить литературу на мужскую и женскую, а говорить просто о качественной и некачественной литературе – как нельзя лучше играет на руку мужчинам. Вопросы типа «почему в таком-то издательстве или в такой-то стране доля публикующихся авторов-мужчин на порядки выше, чем доля авторов-женщин» разбиваются о него, как стеклянный стакан о бетонную стену. Ну как «почему»? Да потому что женщины поставляют некачественную литературу, вот почему. И что уж тут поделаешь, если им не дано? Показательно, что в Норвегии доля издаваемых женщин-писателей несравненно выше, чем, например, в России (разумеется, я не беру в расчет авторов бесконечных иронических детективов, любовных романов и другого бульварного чтива, где предостаточно и авторов-женщин и авторов-мужчин). Может ли это означать, что женщины в Норвегии создают более качественную литературу? Едва ли. Уж скорее это означает то, что у женщин в Норвегии больше возможностей быть изданными.

Возвращаясь к заявленному вопросу: так какие же при таком положении дел у женщин-писателей остаются возможности для самореализации? Я вижу по крайней мере одну возможность: не пытаться претендовать на мужской огород, давно разбитый на делянки и ревностно охраняемый, а объединиться и засеять свой собственный, «альтернативный» огород. Любые попытки в одиночку проникнуть на территории, где господствуют мужчины, делают положение женщин уязвимым, как положение агента в стане врага. Особенно уязвимым это положение делается оттого, что мужчины воспринимают женщин как сексуальный объект, воспламеняются желанием помочь, если испытывают сексуальный интерес и рассчитывают на награду, и незамедлительно теряют это желание, если на награду рассчитывать не приходится. Мужчины могут бесконечно ломать копья в борьбе друг с другом за новые участки, но никогда не оспаривают своего законного права как на борьбу, так и на участки, поэтому им легко объединиться против женщины, вообразившей, что и ей можно урвать маленький уголок, ведь в представлении мужчин у женщины здесь нет прав ни на что, разве только кто-нибудь приютит ее на собственной территории, создав для нее таким образом надежную стартовую площадку. Однако с тем же успехом тот же мужчина может запросто выбить стартовую площадку из-под ног своей недавней избранницы, ведь территория-то эта – его, и это по его милости она здесь находится. Понятно, что участвовать в этой игре – это все равно что расписываться в безоговорочном принятии законов и правил мужского общества и своем второстепенном, подчиненном положении и неполноценности в этом обществе. Вряд ли можно придумать более удачный выход из сложившейся ситуации, чем объединиться самим и таким образом создать противовес общности мужчин, вместо того чтобы бороться в одиночку там, где борьба обречена на провал. К сожалению, тут в игру вступают такие факторы, как поразительная женская разобщенность и нежелание видеть что-либо дальше собственного носа. Счастливицы, тем или иным способом прорвавшиеся сквозь защитный кордон, прилагают все усилия, чтобы другие претендентки остались за бортом, и охотно перенимают мужскую риторику, сводящуюся к тому, что женщины в основной своей массе – это или базарные бабы, или серые мыши, бездарные, как бублики, и лишь они одни, счастливицы, являются лучезарным исключением из общего правила. А кому в нашем мире не хочется увериться в собственной исключительности?

Однако положительные примеры все-таки имеются и позволяют надеяться на лучшее. Одну такую попытку объединения представляют собой сборники «Арена», вышедшие в свет благодаря усилиям издателя и писателя из США Виктории Кармэн . Сборники составлены из рассказов женщин, пишущих на русском языке и живущих вне пределов России. С 2005 года было опубликовано три сборника, готовится к выпуску четвертый. Прекрасное начинание, однако печалит тот факт, что сами авторы не всегда до конца понимают его ценность и его объединяющий потенциал. В рецензии на «Арену» номер три в чикагской газете «7 Дней» одна из авторов Наталия Шур говорит, к примеру, следующее: «Читала его (сборник), не отрываясь, представляя, что за чашкой чая собрались знакомые женщины, чтобы вот так, по кругу, рассказать о том, что их волнует...» Вместе с тем мимолетного взгляда на представленные рассказы оказывается достаточно, чтобы отказаться от попыток свести содержание сборника к кухонным посиделкам подружек, не говоря уже о том, что приведенная цитата, увы, подогревает упоминавшийся выше миф о частном характере женской литературы и о писателях-женщинах, пишущих исключительно «о своем о женском», поскольку ни в чем другом они не смыслят. И если писателям-мужчинам позволительно выводить женские характеры, поскольку сила таланта позволяет им беспрепятственно проникать в суть вещей, и в том числе в суть женской психики, то писатель-женщина, осмелившаяся посягнуть на мужское нутро, подвергается остракизму, поскольку не родилась еще та женщина, которая смогла бы понять, что делается у мужчин внутри. А если уж вам, бабоньки, так хочется писать, то пишите уж вы о своем о женском и для женщин. И там вам и место ныне и присно и во веки веков, как на кухне у плиты или у стиральной машины за стиркой, или у детской кроватки с ребенком наперевес, или в магазине с авоськой, или в пыльных домашних углах с пылесосом в руке. Но если мы сами будем соглашаться, что да, там нам и место, то кто и когда станет воспринимать нас всерьез? И если мы сами будем попустительствовать, когда о нас будут говорить, зажимая носы: «фи, женская литература», – то кто и когда станет говорить о нас по-другому и когда наши труды в самом деле станут оцениваться с точки зрения качества, а не с точки зрения пола в рамках, определяемых мужчинами?