Из Большой советской энциклопедии: «Соллертинский Иван Иванович (1902 – 1944) – советский историк музыки, театра и литературы. Родился в Витебске. С 1906 г. жил в Петербурге. В 1924 г. окончил Ленинградский университет (по романо-германскому отделению факультета общественных наук), одновременно занимался в институте истории искусств, где прошел также курс аспирантуры по театроведению (1929). Выступал как лектор и критик-публицист по различным вопросам искусства, эстетики, психологии; с 1929 г. работал в Ленинградской филармонии (в 1940-44 гг. – художественный руководитель) и с 1936 г. – в Ленинградской консерватории (с 1939 – профессор). Автор статей по западноевропейской музыкальной классике, хореографии, театральному искусству, литературе, а также по советской и современной зарубежной музыке. Обращался к проблемам классического музыкального наследства (западноевропейского и русского), уделял внимание вопросам симфонизма, оперной и балетной драматургии, откликался на события советской музыкальной культуры. Активно участвовал в становлении советской оперы и балета. Сыграл важную роль в музыкальной жизни Ленинграда 1920-30-х гг. Скончался в Новосибирске, там же и похоронен».

«Всерьез о Соллертинском»

В краткой, предельно сдержанной статье не хватает того, что составляло суть этого необыкновенного человека – умение исследовать и пропагандировать отечественное и зарубежное искусство с особым пристрастием. Ведь по складу ума, характеру, темпераменту, по стилю жизни он был горячим пропагандистом искусства. Его оценки отличались проницательностью анализа, обилием метких сравнений, широтой обобщений, блеском изложения. Соллертинский продолжал высокие традиции музыкальной художественно-публицистической критики, каждым словом доказывая, что критика – это литература.

Сейчас, когда фигура Ивана Ивановича подернута дымкой легенд, поскольку несколько поколений, выросших после Великой Отечественной войны, знают о нем лишь понаслышке, быть может, самое яркое впечатление для них – устные рассказы Ираклия Андроникова. Автор рассказа «Всерьез о Соллертинском» так характеризует И. Соллертинского: «Разнообразие и масштабы его дарований казались непостижимыми. Талантливый музыковед, театровед, литературовед, историк и теоретик балетного искусства, лингвист, свободно владеющий двумя десятками языков, человек широко эрудированный в сфере искусств изобразительных, в области общественных наук, истории, философии, эстетики, великолепный оратор и публицист, блистательный полемист и собеседник, Соллертинский обладал познаниями поистине энциклопедическими. Но эти обширные познания, непрестанно умножаемые его феноменальной памятью и поразительной трудоспособностью, не обременяли его, не подавляли его собственной творческой инициативы… Наоборот! От этого только обострялась его мысль – быстрая, оригинальная, смелая. Дробь и мелочь биографических изысканий не занимали его. Соллертинского привлекали широкие и принципиальные вопросы музыкальной истории и эстетики, изучение взаимосвязи искусств, проблемы симфонизма, проблемы музыкального театра и музыкальной драматургии, Шекспир, воплощение Шекспира в музыке. Его интересовали Бетховен и Глинка, Берлиоз и Стендаль, Метастазио и Достоевский, Верди и Мусоргский, Чайковский и Малер, Бизе и Танеев, Россини и Шостакович, становление музыкального реализма, этическое содержание музыки, теория оперного либретто. Симфония. Опера. Балет. Трагедия. Комедия. Эпос. Всё это связывалось в его выступлениях и статьях с насущными задачами и перспективами развития отечественной музыки. Он проявлял страстную заинтересованность в судьбах отечественного музыкального искусства и был подлинным – и поэтому взыскательным другом наших музыкантов».

Фамилия

В этом человеке удивительным было всё, начиная с его фамилии. Многие услышавшие, задумывались, откуда она могла произойти: не от русского корня, не польская, как многие другие фамилии на «ский». По семейному преданию, родоначальник Соллертинских получил эту необычную и редкую фамилию в семинарии. Ученикам-семинаристам в России и на Украине с конца ХVII века вошло в обычай давать новые фамилии взамен «простых», широко распространенных. Подчас новые фамилии образовывались из старых: Иванов превращался в Ивановского, Петров – в Петрицкого или Петровского. Названия церковных праздников стали основой фамилий Успенский, Воскресенский, Вознесенский, Преображенский. Иногда в ход шли иноязычные корни, заимствованные из других языков. В таких случаях фамилия, придуманная для ученика, как-то его характеризовала. Например, невысокому давали прозвище Гумилевский (гумилис – низкорослый), весельчаку – Гиляровский (гилярус – веселый, бойкий). Остается предположить, что и фамилия Соллертинский досталась кому-то не случайно (соллерус – искусный, умелый). Известно, что многие носители этой фамилии были людьми незаурядными.

Отец И. Соллертинского, Иван Иванович Соллертинский, избрав юридическое поприще, окончил Петербургский университет кандидатом права. В канун нового, ХХ века он получает очередное назначение и едет служить в Витебск. Пятилетнее пребывание в Витебске вносит коренные изменения в его жизнь. Там он женится на местной уроженке Екатерине Бобашинской. В ноябре 1902 года у Соллертинских родился первый ребенок – сын, названный по семейной традиции Иваном. Вскоре в семье рождаются еще двое детей: девочка и мальчик, и, как принято было в нескольких поколениях семьи Соллертинских, их назвали Екатериной и Василием. Но неожиданная болезнь и вскоре последовавшая за ней смерть Соллертинского-старшего круто изменили жизнь вдовы и трех малолетних детей. В это время семья жила уже в Петербурге, и от матери потребовались особые усилия, чтобы прокормить семью.

В Петербурге проходят гимназические годы Соллертинского-младшего… По-видимому, юный ученик именно здесь сильно увлекается языками – французским, немецким, латинским и греческий, – так как дома часто декламирует «Илиаду», «Одиссею», речи Цицерона. Настолько часто, что многие отрывки врезались в память младших брата и сестры на долгие годы, хотя слов они не понимали. Затем в доме зазвучали трагедии Эсхила, Софокла, Еврипида, комедии Аристофана. Несколько позднее пришло увлечение Шекспиром, увлечение глубокое и стойкое, сохранившееся на всю жизнь. Неизвестно, можно ли его связывать с гимназией: английского языка в ней не преподавали, но, надо думать, в курсе литературы Шекспир изучался.

Огромное место в жизни детей Соллертинских занимало чтение. Читали запоем всё, что попадало под руку. В доме часто звучали слова «актриса», «театр»: мать следила за театральной жизнью и приучала к этому детей. «Не тогда ли зародился во мне интерес к искусству? Во всяком случае, острое любопытство», – вспоминал Иван Иванович.

Витебский период

Самым тяжелым временем для семьи стала зима 1918/1919 года. Голод и холод хозяйничали в Петрограде. По карточкам выдавали кусок хлеба на человека. На семейном совете было решено уехать временно в Витебск, где оставались родственники матери, где был относительно налаженный быт и более здоровый климат.

Неожиданно, именно в Витебске раскрываются обширные перспективы продолжения образования, разносторонней деятельности, приобретения интересных знакомств.

В эти годы Витебск переживал совершенно особенный период своей истории. Ранее тихий провинциальный город, в 1919 году он становится крупным центром культуры. Оказавшись в стороне от военных действий первой мировой войны, не затронутый и событиями гражданской войны, он мог предоставить своим жителям достаточно умеренный быт, хорошее по тем временам снабжение продовольствием и промышленными товарами. И это неожиданно сыграло очень важную роль: из Петрограда и других культурных центров в Витебск устремились многие представители интеллигенции. «…В Витебске, где в течение девяти веков все шло тихо и спокойно, по-провинциальному, вдруг закипела жизнь. В городе, где не было ни одной музыкальной школы, были основаны консерватория и пять музыкальных школ. В городе, где за девять веков был, кажется, один раз организован концерт оркестра, появился симфонический оркестр, который сыграл за первый сезон 22 концерта, а всего за два с половиной года – около 240 концертов. Появились государственный хор, театральная студия и музыкальные клубы.

Подобное оживление было не только в музыке. Появилась художественная школа, где работали Марк Шагал, Мстислав Добужинский, «конструктивист» Малевич. Открылся университет», – вспоминал о том времени дирижер Николай Малько, который вел тогда в Витебске большую концертную работу. На основе существовавшей в городе ранее маленькой художественной студии Ю.Пэна была создана народная художественная школа. Выдающиеся художники, собравшиеся в городе, принимали участие в оформлении выставок, народных массовых празднеств. Однако даже на художников наибольшее впечатление производила именно музыкальная жизнь, необычно богатая и интенсивная. Так, Марк Шагал в статье для журнала «Сорабис» (советский работник искусства), выходившего в 1919 году, писал: «Меня, имевшего счастье родиться в таком «выдающимся» городе, как Витебск, удивляет, что те самые «клезмер» (скрипачи), – которых я на свадьбах просил сыграть вальс или падекарт и которые соглашались не иначе, как получив 20 копеек, – теперь играют Шестую симфонию Чайковского, подбираются к Дебюсси, скоро, я надеюсь, будут хорошо исполнять «Весну священную» Стравинского…»

Здесь, в Витебске, началась ранняя трудовая деятельность И. Соллертинского. Ему повезло – он был назначен разъездным инструктором подотдела искусств губернского народного образования. Именно подотделу искусств подчинялась в этот период культурная жизнь города. Концерты, театральные постановки, конечно же, были полезны юному инструктору. В Витебске только начинались первые шаги к будущей профессии. Первые лекции в Витебской драматической студии надолго запомнились ученикам студии. Соллертинский – юноша выглядел не намного старше некоторых учеников, которым казалось странным, чему он может научить. Но юноша оказался «дивом».

Он стал рассказывать о происхождении Европейского театра, начав с древнегреческой трагедии, так, словно взял детей за руки и повел по миру прекрасного – и при этом рекомендовал книги, которые имелись в Витебской публичной библиотеке, поскольку постоянно сам проводил свободное время в библиотеках.

Витебский период дал И. Соллертинскому познакомиться с рядом видных деятелей искусств, возможность изучать языки, возникло увлечение философией, обнаружилось пристрастие к симфонической музыке. Именно эта последняя в дальнейшем на долгие годы определила биографию Соллертинского.

Наступает 1921 год. Возможности познания, духовного и интеллектуального роста в Витебске были исчерпаны. Прослушан весь текущий концертный репертуар. Изучены библиотеки, крупные деятели культуры начали постепенно разъезжаться. Кроме того, не по годам зрелый юноша понимал, что ему необходимо серьезное систематическое образование – образование университетское.

Спустя десятилетие, богатый культурными традициями Витебск будет собирать ценителей высокого искусства, чтобы принять участие в музыкальном празднике, посвященном памяти выдающегося музыканта-просветителя И.И. Соллертинского. Двадцать второй год подряд проходит этот фестиваль и неизменным его художественным руководителем является сын И.И. Соллертинского – Дмитрий, достойный продолжатель дела отца.

Человек с пятьюдесятью языками

Итак, Петербург, а в то время Петроград – это самый насыщенный, самый активный, самый деятельный период жизни И.И. Соллертинского. Он поступает в университет, параллельно занимается в Институте истории искусств. Сразу начинает работать. Был репетитором, читал доклады и лекции на различные темы, преподавал в бывшем Тенишевском училище. И здесь он тоже обратил на себя внимание «лица необщим выраженьем». Его удивительная эрудиция, необычайные знания языков, глубокий интерес к музыке буквально покорял людей. Он был ходячий справочник: о чем ни заговори – сведения, казалось, сыпались, как будто он специально штудировал этот вопрос. В Ленинградской консерватории, куда его пригласили читать историю музыки, он вскоре составил себе имя: оратор он был необыкновенный, несмотря на некрасивый голос, нервную манеру речи. Он строил исключительно ясный и яркий план лекции, увлекал слушателей широтой взгляда на тему, талантливостью, феноменальной памятью, позволявшей ему свободно цитировать различные источники.

Слухи о Соллертинском разошлись широко, даже проникли в Западную Европу, и когда в Ленинграде появлялся какой-либо новый заграничный музыкант, дирижер или солист, он обычно спрашивал: «А где этот человек… с пятьюдесятью языками?..»

Д. Шостакович о И. Соллертинском

Петроград помог встретиться и обрести великую дружбу двум великим людям – Соллертинскому и Шостаковичу. Ещё до знакомства Д.Шостакович заметил И. Соллертинского как самого аккуратного посетителя всех концертов, проходивших тогда в городе. Позже Шостакович вспоминал: «Невольно у меня сложилось такое о нем впечатление, что это человек необыкновенный, что с ним трудно и неловко человеку обыкновенному, среднему, и когда в 1921 году один мой друг познакомил меня с Соллертинским, то я поскорее стушевался, так как чувствовал, что мне очень трудно будет вести знакомство со столь необыкновенным человеком.

Следующая наша встреча произошла в 1926 году. Большое число ленинградских студентов пришли сдавать экзамены по марксизму-ленинизму, чтобы, сдавши таковой, получить право стать аспирантами. В числе ожидающих вызова в экзаменационную комиссию, был и Соллертинский.

Я сильно волновался перед экзаменом. Экзаменовали по алфавиту. Через некоторое время в комиссию был вызван Соллертинский. И очень скоро он вышел оттуда. Я набрался смелости и спросил его: «Скажите, пожалуйста, очень трудный был экзамен?». Он ответил: «Нет, совсем не трудный». – «А что у Вас спрашивали?» – «Вопросы были самые простые: зарождение материализма в Древней Греции; поэзия Софокла как выразитель материалистических тенденций; английские философы XVII столетия и еще что-то».

Нужно ли говорить, что своим отчетом об экзамене Иван Иванович нагнал на меня немало страху? И наконец, в 1927 году я с ним встретился в гостях у одного ленинградского музыканта. Помнится, что это был то ли день рождения, то ли какое-то другое значительное событие в жизни хозяина. Гостей было немного, человека четыре. В их числе Соллертинский и я. Время прошло быстро и незаметно. И тут я был совершенно поражен, тем, что И.И. Соллертинский оказался необыкновенно веселым, простым, блестяще-остроумным и совершенно «земным» человеком. И я лишний раз убедился в том, что настоящий большой человек всегда прост, всегда скромен и всегда крепко, уверенно стоит ногами на земле. Гостеприимный хозяин нескоро отпустил гостей, и мы с Иваном Ивановичем шли домой пешком. В Ленинграде мы жили близко друг от друга. Нам было по пути. Долгий путь показался совсем коротким, так как идти было с Иваном Ивановичем легко и незаметно: столь интересно он говорил о самых разнообразных явлениях жизни и искусства. В процессе беседы выяснилось, что я не знаю ни одного иностранного языка, а Иван Иванович не умеет играть на рояле. Таким образом, уже на другой день Иван Иванович дал мне первый урок немецкого языка, а я дал ему урок игры на рояле. Впрочем, эти уроки весьма быстро кончились, и кончились плачевно: я не выучился немецкому языку, а Иван Иванович не выучился игре на рояле, но зато мы стали с тех пор и до самого конца замечательной жизни Соллертинского большими друзьями».

И. Соллертинский до конца жизни оставался не только другом, а вдохновенным приверженцем и пропагандистом музыки Д.Шостаковича. Кто знает, не случись такого уникального тандема, услышали мы бы гениальные произведения композитора?..

Работа и отдых

До 1941 года Соллертинский, за исключением короткого периода, жил в Ленинграде, в Ленинграде получил образование и в продолжение двух десятилетий вел научную и педагогическую работу в Институте истории искусств, Педагогическом институте, в Ленинградской консерватории, в Хореографическом и Театральном училищах. Читал историю театра, историю драмы, балета, историю музыки, историю театральной критики, эстетику, психологию. Заведовал репертуарной частью Театра оперы и балета имени С.М.Кирова, много энергии отдавал Ленинградскому отделению Союза советских композиторов, в коем состоял председателем музыковедческой секции, консультировал отдел музыкального радиовещания, заведовал сектором музыкально театра в Институте истории и теории музыки, систематически выступал на страницах газет и журналов, сотрудничал в энциклопедиях, но главное – в продолжение пятнадцати лет работал в Ленинградской филармонии, последовательно занимая должности лектора, консультанта, главного редактора и, наконец, художественного руководителя. Впрочем, лектором филармонии он оставался до конца жизни. В этом качестве лучше всего знали и очень уважали его те, кого принято называть «публикой» и «аудиторией».

Несмотря на такую поистине титаническую нагрузку, Соллертинский никогда не производил впечатления чрезмерно занятого человека. Он умел отдыхать, умел находить радость в непринужденном дружеском общении. Он любил город, просторы набережных, рощи и поляны, ленинградских пригорков, исхоженных им вдоль и поперек. Он любил Невский проспект в метель и вьюгу…

А ещё он был замечательным пловцом, пренебрегающим опасностями, отважно заплывающим в открытое море. В студенческие годы он даже подвизался в качестве инструктора по плаванью в одном городском бассейне.

Он мог просидеть за столом чуть ли ни целые сутки, забывая о сне и еде, но ему ничего не стоило внезапно захлопнуть головоломный труд, который с присущим ему мастерством он осиливал, и отправиться на «американские горки». Его часто можно было видеть на Елагином острове, в уголек аттракционов. Он стрелял из лука, пробовал силу на силомерах, его привязывали ремнями к крохотному сидению, и гигантский шест под улюлюканье мальчишек вздымал его мощную фигуру высоко в небо.

Война и эвакуация

…Война перечеркнула все планы. Уезжая с филармонией в Новосибирск, Соллертинский был настроен оптимистически. Он считал, что через несколько месяцев вернется, продолжит свои работы. Уже собраны были материалы для большого труда о Малере, закончена статья для тома «История испанской литературы», осенью должна пойти в набор книга о Россини. Когда ему предложили сдать на хранение в архив свои рукописи, он отказался. Увы, почти всё, что осталось в ленинградской квартире, погибло…

Ровно через месяц после прибытия эшелона с эвакуированной Ленинградской филармонией в зале Новосибирского дома культуры открылся филармонический концертный сезон. В городе, где раньше не было ни симфонического оркестра, ни оперного театра, начал свою деятельность один из лучших оркестров мира. Ленинградская филармония ставила своей целью исполнить то лучшее, что создано в мировой и отечественной музыкальной культуре. Безусловно, пропагандистская работа И. Соллертинского в огромной степени способствовала тому, что симфонические концерты быстро приобрели популярность в городе. Кроме художественного руководства филармонии, Соллертинский заведовал репертуарной частью театра драмы имени Пушкина, кафедрой искусствоведения Ленинградского театрального института, читал лекции в разных аудиториях, выезжал с оркестром в гастрольные командировки по Сибири, читал лекции. Там же И. Соллертинский провел поистине титаническую работу – разобрал иностранные фонды, в которых находились книги на 23-х языках.

Как и в Ленинграде, он оставался магнитом, центром притяжения людей культуры. Война разбросала всех по разным городам, и Соллертинский ведет огромную переписку: это и дружеское общение, с ним делятся творческими планами, у него просят совета, просят сотрудничать. Таких предложений было много.

Завершение пути

Осенью 1943 года Иван Иванович поехал в Москву: его попросили сделать доклад на торжественном заседании, посвященном 50-летию со дня смерти П.Чайковского. Это, по существу, было признанием его огромных заслуг перед отечественной музыкальной культурой. Доклад слушала вся страна – он транслировался по радио. В Новосибирск Соллертинский вернулся, полный замыслов, впечатлений, энергии. В филармонии готовилась новая премьера – исполнение только что написанной Восьмой симфонии Шостаковича. Концерты состоялись пятого и шестого февраля 1944 года. Иван Иванович читал вступительное слово. Никто не мог догадываться, что это его последнее выступление перед публикой. В ночь с 10-е на 11-е февраля его не стало. Сердце не выдержало…

Прощание

В день похорон Ивана Ивановича Соллертинского звучала музыка. Памяти друга посвятил самое драматичное свое произведение «Фортепьянное трио № 2» Дмитрий Шостакович. Торжественная и печальная, вдохновенная и лиричная, музыка говорила о страстном, удивительном, талантливом человеке, жившем на нашей земле и оставшемся в памяти навсегда.