Тайны, загадки, гипотезы
О загадочной чындокоре в полесских колядных песнях
1827 год. Впервые загадочная чындокора промелькнула в украинской щедровке, которую пели дети, обращаясь к пану-господарю.
Все содержание песни составляет описание его богатой одежды: «А на ёму шуба люба, // А на шубе чин-то кора».
М. Максимович, издавший книгу «Украінські пісні» в 1827 году (фотокопирована в 1962-ом), в примечаниях отметил: «совсем непонятно для меня, что значит чин-то кора, поэтому и написано неверно!» (с. 262).
1974 год. С загадочным словом чындокора столкнулись студенты отделения русского языка и литературы филологического факультета Белорусского государственного университета во время фольклорной практики 1974 года, проходившей в д. Глушковичи Лельчицкого района. Конечно же, ее избрание не было случайным. Буквально за два года до этого увидела свет фольклорно-этнографическая лента «Белорусские колядки» Зинаиды Можейко, где в числе участников фильма значились жители Глушковичей, а в разработке его сценария участвовал известный белорусский писатель Владимир Короткевич.
Кстати сказать, Зинаида Яковлевна - единственный фольклорист, получивший в Беларуси Государственную премию за этнографический фильм, и самый цитируемый за рубежом белорусский этномузыковед, фольклорист и антрополог. На ее счету фильмы «Голоса веков» (1979), «Память столетий» (1982), «Полесские свадьбы» (1986), «Прогони, Боже, тучу…» (1990, Государственная премия Республики Беларусь, 1994), «Кривые вечера» (1993), «Движение земли» (1999), но до них нам надо было еще дожить.
А пока мы в Глушковичах.…
Давно известно, что Полесье является регионом с активным бытованием колядных песен и минимальным волочебных, которые только слегка затрагивают его север, к примеру Рогачевский район. Практиканты с энтузиазмом окунулись в фольклорную стихию. Свои впечатления от деревни, ее жителей, их говора, интерьеров они записывали в полевых дневниках.
Что же поразило столичных студентов? Величина деревни (говорили, что в ней около 800 дворов).
Цветовая гамма одежды пожилых женщин, предпочитавших яркие цвета — красный, желтый, оранжевый.
Чистота побеленных внутри хат.
Множество вышитых рушников на стенах.
Красочный, разветвленный свадебный обряд.
Большое количество сказок, загадок, гаданий.
Из дневника Тани Зуевской и Нади Казакевич:
«Деревня огромная. Одна улица тянется 5 км. В деревне есть несколько магазинов, почта, клуб, средняя школа. При клубе создана капелла «Славяне», которой присвоено звание народной. Руководит ею Драчевский Сергей Никодимович».
И это о деревне, жителей которой во время войны фашисты убивали и сжигали!
Удивляет, насколько полно сохраняется в народной памяти фольклор и обрядовые традиции: исполнители находятся среди людей разного возраста.
Так, Наташа Згировская и Вика Емельянова записали две оригинальные формы сватовства от Зеньковец Ефросиньи Ивановны (1905 г. р.).
Оказывается, чтобы узнать желание девушки, парень сплетал лапти и шел к ней домой. В случае согласия девушка принимала лапти, если нет, то говорила: «Не кідай, не бросай, своі лапці забірай».
Или: когда в дом приходили сваты, родители девушки ставили на пол решето. Если их дочка была согласна выйти замуж за того парня, она прыгала в решето, если нет, то мимо. В первом случае - «гэ п'юць», во втором — сваты уходят.
Представление о богатой натуре полешуков и их заинтересованном отношении к фольклору дает краткий словесный портрет Семена Демьяновича Казачка (1898 г. р.).
Вот какое впечатление он произвел на собирателей:
«Это очень умный человек. Слушать его можно целый день, так он интересно рассказывает. Мы попросили рассказать сказку. Он согласился, но вначале стал рассказывать о себе, а потом так ловко перешел на сказку-небылицу, что мы опомнились только тогда, когда он уже половину рассказал.
Рассказывает так непринужденно, так просто, что мы подумали: все это было с ним когда-то.
Это человек, знающий историю, географию, фольклор. Самое интересное, что он неграмотный. Правда, писать, читать, считать умеет, но тому он научился сам, ничего не кончая.
Дед рассказал нам о том, как и откуда пошли Глушковичи, причем заявил, что здесь он один знает истинную историю».
Далее дается пересказ странного предания о происхождении Глушковичей:
«До турецко-татарского мятежа здесь не было никакого села. Потом был татарский мятеж. Мужики з тых захваченых раёноў пайшли у леса. Там найшли болото, а посерёд ёго буў остров. Воны на ём и поселилис. З тых пор тут и село. А турки дошли аж до Турова. Малых страшили: «Тихоте, бо турки придут».
Правда, потом оказалось, что существуют и другие версии происхождения и деревни, и ее названия.
Не ушла из жизни сельчан и музыка, поскольку были свои скрипачи.
Один из них — Ефим Семенович Маркевич (1910 г. р.). Он пригласил студентов в дом, где играл им на скрипке.
Ефим Семенович — музыкант-самоучка. Скрипка у него старенькая и служила ему лет сорок.
Оказалось, что несколько лет назад Ефим Семенович участвовал в смотре художественной самодеятельности и выступал в Минске.
О Глушковичах, его истории и фольклоре студенты собрали много ценных сведений сведений, активно записывали колядки и щедровки.
Тогда мы еще не знали, что щедровку с мотивом чындокоры Зинаида Можейко зафиксировала в 1968 году от 32-летней Ольги Ефремовны Радзиловец и группы женщин-доярок.
Запись вошла в том «Зімовыя песні» (БНТ, 1975) под номером 237 и явно в адаптированном виде (с. 187 — 188).
Приведем данную щедровку полностью:
Шчодры вечар, добры вечар,
Усім людзям на ўвесь вечар.
Ці дома, дома пан гаспадар,
А я бачу, што ён сядзіць
На покуці каля стала,
На ём шуба шубялёва.
На той шубе — чындакора,
На той чындакоры — сем селязенькаў.
- Радзі, божа, жыта, пшаніцу,
А нам, дзядька, паляніцу.
Хоць сырую, то жырую,
Абы, дзядзька, не малую.
К сожалению, в примечаниях не отмечалось, что такое чындакора.
Зато пояснение к чындакоре обнаруживается в примечании к песне под № 239, извлеченной из сборника Д. Г Булгаковского «Пинчуки» (1890).
В ней отмечается, что на хозяине «світа шоўкам шыта, // А на той світы — чынтакора, // А на той чынтакоры - // Да й калітачка, // А ў той каліточкі - // Сем селязнічкі» (с. 188 — 189).
Согласно замечанию собирателя, «чынтакора — пояс» (с. 663 «Зімовых песень»).
Видимо, отсюда берет начало объяснение чындакоры как пояса, которое приводится в книге «Фальклорны слоўнік Гомельшчыны»
(У. А. Анічэнка, У. А. Бобрык, Л. П.Кузьміч, Дз. Дз. Паўлавец; навуковы рэдактар А. А. Станкевіч. - Гомель: УА «Гомельскі дзяржаўны універсітэт імя Ф.Скарыны», 2003. - 346 c.): «ЧЫНДАКОРА (ЧЫНТАКОРА) а гс. Пояс. Ці дома, дома пан гаспадар... На ём шуба шубялёва. На той шубе - чындакора. На той чындакоры - сем селязенькаў. ЗП, 188; Глушкавічы Лельч.с. 336».
Составители Словаря полностью доверились пояснению Д. Г. Булгаковского, но не обратились к З. Я. Можейко, которая, возможно, прояснила бы ситуацию. Кроме того, вне поля их зрения оказалась украинская песня из сборника М. Максимовича, которая заставляет сомневаться в чындакоры как поясе.
Как следует из песни, она нечто совершенно другое:
А на шубе чин - то кора,
На чин - то коре поясочок,
На поясочку да калиточка,
А в калиточце сем шеляжочков.
Сёму-тому — па шеляжочку,
А нам деткам — по пирожочку! (с. 219).
Здесь все логично: есть шуба, на ней какая-то чинтокора, на той чинтокоре поясочек, а уже на поясе крепится калиточка, мешочек для мелких денег — шеляжочков.
В белорусских песнях шеляжачак превратился в селяжэчак. Его созвучие со словом селезень привело, на наш взгляд, к их ошибочному отождествлению в упомянутом Словаре:
«СЕЛЯЖЭЧАК (СЕЛЯЗЕНЕЧКА, СЕЛЯЗЕНЬКА, СЕЛЯЗЕНЬЧЫК) м. Ласк. да селязень. ~ А ў той калітцы сем селяжэчкі. Ой, сяму-таму па селяжэчку, А нам, дзевачкам, па піражэчку. БФСЗ, 24; Растаў Акц. - Сера вутачка 3 вуцянятамі. 3 вуцянятамі, 3 селязенечкам. ЗП (311), 237; Жлоб. - Селязенька ляціць, ляціць, А вутачка крача. БФСЗ, 298».
Разумеется, никто никаких селезней никогда не укладывал в маленький поясной мешочек.
Вариант украинской песни, где есть цепочка шуба — пояс — калиточка — шеляжечки, но без чиндокоры или чинтокоры, обнаруживается в сборнике А. И. Дея «Щедрівкі. Колядкі. Віншівкі» (1968):
«А на йому шуба люба, // А на шубі поясочок, // А на поясочку калиточка, // А в тій калиточці сім шэляжечків» (с. 28).
К сожалению, в издании не предусматривались ни географический показатель, ни комментарии.
Сравнение всех песен, где есть чындокора или она отсутствует, позволяет сделать вывод: данное слово не имеет отношения к локальному обозначению пояса на шубе.
Тогда что это такое? И почему нормально, когда «На той чындакоры — сем селязенькаў», а в калиточке - «сем шеляжочков»?
Здесь нам придется обратиться к материалам фольклорной практики студентов, которые при записи песни о шубе-любе оказались в тупике: они не знали, как правильно записать слово чындокора.
В результате при проверке их полевых дневников обнаружилось и слитное написание, и с разбивкой слова на две, а то и три части, и использование вместо «ч» буквы «ц».
Так, например, Зарецкая Элла и Жуковская Татьяна записали интересующую нас песню от местной 21-летней девушки Ефросиньи Брылевич.
В ней отрывок представлен следующим образом: на хозяине «шуба шубалява, // На той шубе чындокора, // На этым чындокоры семь селезеньков».
За мотивом шубы сразу следовала заклинательно-просительная формула: «Роди, боже, жыто, пшаницу, // А мне, дядя, паленицу, // Хочь сырую, то жирую».
Вероятно, Згировская Наташа и Емельянова Вика записывали вариант данной песни от Семена Демьяновича Казачка не под диктовку, а с голоса. В результате имеем следующее:
...Ци дома, дома пан господар?
Нема дома. А я бачу,
Що ён седит каля стола.
На ём шуба, шуба нова.
На той шубе чын до кора.
На чын до коры колиточка,
А на колиточцы семь селезенькоў.
То есть селезеньки (птицы) могут служить украшением и шубы (свиты), и колиточки, и самой чиндокоры.
Такая чиндокора появляется в щедровке, записанной Таней Дадалко и Мариной Зеневич, правда, уже как циндакора:
… На ём шуба шубелёва,
А в шубе ціндакора,
А в той ціндакоры два селязенькі.
По-своему услышали этот отрывок Света Кучко и Таня Горелик:
… На ём шуба — шуба вява,
А в той шубе чандокора,
А в той чандокоры — сем зелезеньцев.
Конечно, студентам было дано задание выяснить, что такое чындокора.
К сожалению, они возвращались с ответом, что сами исполнители ничего не могут сказать о ней и поют по традиции.
За помощью пришлось обратиться к местной интеллигенции в лице учительницы белорусского языка и литературы.
Ей удалось узнать значение слова. Не уверены, насколько можно доверять информантам, с которыми общалась учительница, но другого объяснения у нас не оказалось.
Учительнице пояснили и жестами показали, что чындокора — это орнаментированная вышивка на овчинной шубе, идущая от воротника по обе стороны застежки до талии. Там узор поворачивал направо и налево. Соответственно по линии чындокоры находился пояс, на котором крепилась калиточка — кошелек с деньгами, расшитый изображениями селезней: «А на колиточцы семь селезенькоў».
Сочетая красоту шубы с достатком ее хозяина, щедровка через магию песенного слова преображала действительность, сообщала ей столь необходимую идеальность, без которой обрядовое пение лишено всякого смысла.
Отсюда богатство хозяина: «А ў той каліточкі сем селязнічкі».
Напоследок интересный факт: в разделе «Празаічныя жанры» 9 из 45 номеров, то есть 20 %, - глушковичские!
Среди них оригинальная этиологическая легенда «Зязюлька, салавей і крапіва» про мужа-ужа, который стал жертвой предательства дочери, его смерть и проклятие:
«Жонка, ляці бяспарнай зязюлькай! Сынку, ляці салавейчыкам, шчоб людзі дзіваваліся, таму што ты маю тайну не выдаў! А ты, дачка, стань крапівай пякучай, шчоб людзі цябе стараніліся!» Так і зрабілася» (с. 185).
К чему должен стремиться человек?
Песенный и прозаический фольклор лельчицких полешуков оптимистичен.
Он утверждает неотъемлемое право крестьянской семьи на счастье: его обрядовые песни просто преисполнены надежды на будущее.
Одновременно он побуждает к сохранению человечности, взывая, как в данной легенде, к чувству ответственности за настоящее, в котором не должно быть места предательству близких людей.
Р. К.
И в дополнение о местных колядках, кантах и псальмах
Нам удалось выяснить, что в колядном репертуаре жителей Глушковичей присутствовали как традиционные песни, так и рождественские канты-псальмы, причем одни песни исполнялись преимущественно женщинами и девушками, а другие исключительно мужчинами и парнями.
Напомним, что рождественские канты-псальмы относятся к вокально-хоровой светской (бытовой) культуре. Они не имеют никакого отношения к литургии, занимают промежуточное положение между профессиональной и народной музыкально-поэтической культурой, широко используются в народных календарных обрядах.
Считается, что на территории Беларуси канты-псальмы зародились давно — в ХV веке, очень полюбились народу и, как выяснилось, благополучно дожили до второй половины ХХ столетия.
Для девушки на выданье исполнялась, к примеру, традиционная песня «Зажурылася крутая гара. // Сеты вечар!» о приезде трёх сватов и предпочтении тех, «шо у хаце сядзяць», а не «за дзвярыма» или «за рэками» (от сестер Светланы,1961 г. р., и Марии, 1962 г. р., Зеньковец).
От Марии Бурим (1923 г. р.) была записана колядка о чудесной березе с золотой корой, которую девушка использует как материал для свадебных украшений. Надежда Савицкая (1931 г. р.) исполнила ее вариант с припевом «Радуйся, землю, Бог тебе родит!»
А Вера Семеновна Казачок (1912 г. р.) представила колядку «Над рекою, над глубокою // Там стояла красная панна», адресованную девушке, с припевом после каждой строки «Сет-сет вечор, да й добрый вечор!» В ней девушка отказывает в перевозе, поскольку спешит к брату, который привез ей свадебные украшения.
Федор Максимович Зинковец (1909 г. р.) подчеркнул, что колядку «У ляску, ляску між дарогамі // Там стаяў крыжык намолёваны» поют женщины.
Это логично: в ней мать спрашивает у святых, где ее сыночек, а те ей отвечают. По сообщению Федора Максимовича, дети ходят по дворам с коротенькой колядкой-просьбой: «Коляден, коляден, // А я ў бацькі адзін, // Па калена кажушок. // Вынесь, тёця, пятачок!»
К мужским относится колядка-псальма, которая начинается словами «Ой, видит Бог, // Видит Творец, // За што мир прогибае».
В репертуаре глушковичских парней-колядников зафиксированы такие псальмы, как «Нарождение Божие силы», «Радуйся, царица, радуйся, Марыя, // Ой, радуйся, Прысвятая дева».
От Козачок Л. Н. (1908 г. р.) была записана песня о рождении Иисуса Христа, которая считается женской:
Учора з вечора ўстала одна новиная.
Божая Мати Иисуса Христа родила.
Породиўшы у шоўкови сповила,
А сповивши ў василею улажила.
И далее о приезде трех царей, трех дарах и поисках имени для божественного младенца. Это одна из самых популярных полесских псальм.
Глушковичские фольклорные материалы (31 единица) вошли в сборник 1989 года «Беларускі фальклор у сучасных запісах. Традыцыйныя жанры. Гомельская вобласць», подготовленный фольклористами Белорусского государственного университета В. А. Захаровой, Р. М. Ковалевой, В. Д. Литвинко, В. И. Роговичем.
Их там больше, поскольку частушки и малые жанры (пословицы, поговорки, загадки) не документировались, а записано их было в Глушковичах немало.
Р. К.