Магчыма, час не адыходзіць назаўсёды
Нинель Гончарова. Учеба, работа в БГУ, коллеги-учителя Б. А. Мельцер и С. И. Пильман
Ад рэдакцыі
На общей фотографии преподавателей филологического факультета БГУ № 1 в левом нижнем углу находится портрет старшего преподавателя Беньямина Айзиковича Мельцера, о котором мы мало что знали. Латинист, интересная, можно сказать, легендарная личность.
Однако интернет оказался скуп на сведения. Встретилась ссылка на автобиографический роман выпускника филфака Алеся Кожедуба с довольно развязной характеристикой преподавателя. Выходило, что он, Алесь, - прямо-таки герой: смело пропускал занятия, но в результате с третьего раза блестяще сдал зачет, поразил своими «сверхпознаниями» группу заочников, которые в это время также пытались отчитаться перед строгим латинистом. А уж далее, по словам Алеся, он стал любимым учеником и собеседником Беньямина Айзиковича.
Все это нам решительно не понравилось и подвигло обратиться к Нинель Афиногеновне Гончаровой, чья жизнь была тесно связана с филологическим факультетом.
Как нам повезло!
Оказалось, что у Нинель Афиногеновны готова рукопись воспоминаний, где есть несколько страниц, посвященных тем, кого она считает своими Учителями, в числе которых Беньямин Айзикович Мельцер.
Она щедро поделилась своими материалами с редакцией альманаха, за что мы Нинель Афиногеновне благодарны безмерно.
Нинель Афиногеновна Гончарова, профессор кафедры романских языков, родилась в г. Ветка Гомельской области. В 1974 году защитила кандидатскую диссертацию, а в 1991 году ей было присвоено ученое звание профессора.
В БГУ Нинель Афиногеновна работает с 1958 года. 12 лет, с 1978 по 1990 г. она возглавляла кафедру французского, испанского и латинского языков, активно печаталась.
Ее учебник «Латинский язык для гуманитарных факультетов» считается классическим, потому и выдержал четыре издания.
Большой популярностью пользуются два сборника латинских пословиц, поговорок, изречений.
Уникален шестиязычный словарь латинских пословиц, поговорок, крылатых фраз. Он был дважды издан, но этого явно мало, говорим мы.
Подготовка и издание словарей латинской терминологии для историков и юристов — еще одно направление работы Нинель Афиногеновны.
Из материалов справки на сайте БГУ,
представленных к дате присвоения Н. А. Гончаровой почетного звания
«Заслуженный работник Белорусского государственного университета»
Студенческие годы
… Незабываемое впечатление осталось от дней русской культуры в Украинской республике по случаю 300-летия воссоединения Украины с Россией. В Киев приехали самые известные русские писатели, артисты, музыканты. Они выступали на разных площадках. Но Киевский государственный университет им. Т. Г. Шевченко, конечно, не могли обойти стороной.
В течение нескольких дней в нашем актовом зале вступали то артисты, то музыканты, то писатели. Зал был набит битком. Мне удавалось попасть туда только потому, что была членом бюро комсомола романо-германского и классического отделения и имела некоторое отношение к организации мероприятия. Благодаря этому удалось послушать известных певцов Большого театра (Петров, Иванов, Лисициан, Максакова и др.).
Обычно мне удавалось найти место недалеко от сцены, так как я знала, что три первых ряда студентам занимать нельзя — они предназначены для администрации и преподавателей. Я ждала, пока все рассядутся и занимала пустующее место. Так получалось всегда, кроме одного раза.
Был вечер встречи с писателями. Сейчас уже не помню всех имен. Творилось что-то невообразимое. В зал было невозможно попасть. Все проходы и входы были забиты людьми. Ждали выступления Константина Симонова, самого известного и любимого поэта нашей молодежи. Я была в отчаянии, что не смогу увидеть его и послушать стихи поэта.
Уходя, заметила полуоткрытую дверь на сцену. Меня осенило. Решила постоять и послушать за кулисами. Вошла, огляделась и заметила свободный стул в президиуме в последнем ряду с краю.
Решила, что меня там из зала никто не увидит, вошла и села! Была не была! Мое внимание изначально было приковано к стулу, сидящих в президиуме писателей и представителей ректората я не рассмотрела. Когда же, усевшись, посмотрела вокруг, обнаружила, что сижу рядом с самим Константином Михайловичем Симоновым! Но главное состояло в том, что мне удалось побывать на встрече с писателями.
Ярким и запоминающимся был фестиваль молодежи, организованный в рамках университета. Исключительность этого мероприятия заключалась в том, что в нем принимали участие не только студенты стран Восточной Европы, но и западного мира.
Фестиваль проходил уже после смерти Сталина. Это было грандиозное событие. Впервые рядом с нами оказались ребята из Англии, Франции, Западной германии. После концерта общались, пели песни, ка-то особенно веселились. Помню, я испытывала чувство гордости за свою страну.
Негативных сторон нашей действительности мы не знали. Жили в счастливом неведении. Я искренне любила и гордилась своей страной. Ведь она открывала такие возможности для всех без исключения. Все бесплатно: учеба, лечение, 1 рубль платила за общежитие, практически бесплатно, и многое другое.
Ежегодно в апреле происходило снижение цен на продукты. На последних курсах на повышенную стипендию уже можно было жить. Мы с подружкой однажды даже позволили себе зайти в кафе «Театральное» и выпить по чашке кофе с молоком. По сравнению с первыми послевоенными годами «жить стало лучше, жить стало веселей». Ведь было с чем сравнивать. И дома моя семья уже не голодала.
А те возможности, которыми я пользовалась в университете (все за символическую плату): университеты культуры, театры, музеи, различные интересные встречи, спорт, самодеятельность, возможности проявить себя и пр. и пр. Я жила насыщенной, наполненной до краев, интересной жизнью. Мне было за что быть благодарной Родине. До сих пор. Меня многое, если не сказать, все, устраивало в той жизни.
Белорусский государственный университет
В Белорусский государственный университет я пришла в 1958 году.
Латинский язык как учебная дисциплина находился в ведении кафедры истории древнего мира и средних веков. Заведовал кафедрой гордость белорусской исторической науки академик Владимир Николаевич Перцев.
К этому времени он был человеком весьма почтенного возраста. По состоянию здоровья редко появлялся на факультете. Заседания кафедры проводились у него дома.
Обычно он встречал нас сидя в кресле. Члены кафедры рассаживались вокруг стола, нас было немного. В состав входили историк Федор Макарович Нечай (доцент), Гиляр Маркович Лифшиц (профессор), Рахиль Абрамовна Никольская (доцент, жена академика Николая Михайловича Никольского), Нина Антоновна Гусакова (старший преподаватель), старший преподаватель латинского языка Самуил Исаакович Пильман и старший преподаватель Беньямин Айзикович Мельцер
Я пришла на место ушедшего на пенсию Бондарина. Мне посчастливилось лично познакомиться с этим славным человеком. Он был знаменит своей необычайной добротой и снисходительностью по отношению к студентам. Никогда не ставил оценок ниже «хорошо». При этом непременно интересовался у студента, какую оценку тот предпочел бы получить.
Как и Владимир Николаевич Перцев, Бондарин относился к той плеяде вузовской интеллигенции, которая получила образование еще в царской России и отличалась своей гуманностью. Меня он покорил добросердечным искренним напутствием. Более того, подарил свой рабочий конспект и составленный им список афоризмов.
В 50-е годы учебники латинского языка были редкостью и получить методические разработки опытнейшего преподавателя было большой удачей.
Небольшого роста, сухонький, живой, с лучистыми добрыми глазами и быстрой речью, Бондарин вызывал к себе симпатию и доверие. Знакомство с ним воспринималось как добрый знак. Так что благословение на работу в университете я получила из рук хорошего человека.
Беньямин Айзикович Мельцер
Мои коллеги Самуил Яковлевич и Беньямин Айзикович приняли меня поначалу довольно сдержанно. Профессиональное и личное общение возникло позже.
Трудно представить себе более непохожих людей, чем С. И. и Б. А. Они были как «лед и пламень». Б. А. — натура нервная, эмоциональная, суперактивная. Он ко всему имел отношение, всегда в курсе всех событий, готов ответить на любой вопрос, к какой бы области он ни относился. Не случайно в отличие от другого Мельцера, Давида Борисовича, преподававшего историю Белоруссии, Б. А. называли «Мельцер, который все знает».
Широкий кругозор и разносторонние познания были обусловлены еще и тем, что, будучи выходцем из Западной Белоруссии, Б. А. успел закончить классическую гимназию, знал латинский, польский и немецкий языки, что позволяло ему слушать зарубежное радио, читать иностранную прессу. Благодаря этому он всегда был более осведомленным, чем те, кто пользовался внутренними источниками информации.
Помимо латинского языка Б. А. читал курс римского права на юридическом факультете, что также способствовало его образованности и эрудиции. Многие обращались к Б. А. за консультациями по разного рода юридическим вопросам. И Б. А., по-моему, никого не подвел с своим советом. Советовал и помогал охотно, бескорыстно (впрочем, бескорыстие было стилем нашей жизни в те времена), довольствуясь репутацией «знатока» в общественном мнении.
В преподавательскую работу со студентами он вкладывал всю свою энергию и страсть энтузиаста. Он любил свою работу, ему всегда были интересны люди. Имя Б. А. Мельцера знали все студенты, независимо от того, был ли он их преподавателем. Спустя годы студенты с гордостью говорили, что учились у Мельцера.
Будучи куратором группы, Б. А. был для своих студентов отцом родным. Знал нужды и заботы каждого, помогал во всем, мог одолжить деньги, если нужно, организовывал и сам участвовал в поездках по городам СССР.
Б. А. отличался остроумием, порой нарочито грубоватым, особенно в отношении ленивых, нерадивых или просто не отдающих ему должное студентов. Мог испытывать к ним неприязнь. Однако ни злопамятность, ни тем более жестокость не были ему свойственны. Студенты уважали и любили этого яркого во всех своих проявлениях человека.
Б. А. был женат на женщине красивой, статной, царственно величественной и в отличие от него, подвижного как ртуть, столь же царственно спокойной. Она относилась к той породе людей, которые способны повелевать движением ресниц.
Б. А. гордился своей Любой и обожал ее. Большую часть семейных забот брал на себя. Умел и любил готовить, делал заготовки из овощей и фруктов. В семье он был скорее хозяйкой, чем хозяином. Но это его не тяготило, а доставляло удовольствие. Детей у супругов не было. Все свои нерастраченные отцовские чувства Б. А. дарил студентам.
На факультете Б. А. был знаковой фигурой. Коммунист. Без него не обходилось ни одно из многочисленных по тем временам общественных или партийных мероприятиятий. Советник и консультант для администрации факультета и комсомольско-партийного актива. Был в чести у самого декана Петра Захаровича Савочкина. Факультет и все, что с ним связано, было смыслом его жизни.
Ко времени моего появления в университете Б. А. находился на пике своей популярности. Многое привлекало в этом человеке, находящемся в эпицентре факультетской жизни, обладавшем, как казалось, энциклопедическими знаниями, да еще и cum grano salis.
Я попросила разрешения посещать занятия Б. А. Он великодушно согласился. Секрет педагогического мастерства Б. А. заключался в том, что он не сосредотачивался только на латинской грамматике и переводах текста, а попутно привлекал сведения, связанные с историей, литературой, культурой античности, использовал возможности афористики.
С таким подходом к изучению языка я до сих пор не сталкивалась. Это сейчас изучение языка в контексте культуры — само собой разумеющееся. В последнее время даже появилась научная дисциплина — лингвокультурология, которая развивает идею необходимости изучения языка в тесной связи с культурой народа-носителя.
Появились учебные материалы лингвокультурологического и историко-гуманитарного содержания. В учебники и учебные пособия нового поколения включаются разделы, содержащие культурологические сведения.
Но это сейчас. А в прошлом на классическом отделении Киевского университета, где я училась, господствовал грамматический метод обучения. На педагогическую практику отводился всего один месяц. Один показательный урок — и все. Можешь считать себя готовым преподавателем.
С таким багажом я приступила к работе. До БГУ я 4 года работала преподавателем латинского языка в институте иностранных языков. И все эти годы я варилась в собственном соку. Педагогический опыт моего старшего коллеги по преподаванию латинского языка Якова Ильича Порецкого тогда показался неэффективным.
Я. И. занимался проблемой словообразования в латинском и современном языках. Обучение латинскому языку сводилось к регулярному сопоставительному анализу лексических единиц индоевропейских языков с точки зрения их образования. Информация, безусловно, ценная для лингвистов, но явно недоступная для первокурсников.
Я. И. переоценивал уровень лингвистических знаний своих слушателей. Значительно позже я тоже начала вводить элементы лингвистического анализа, но всегда с учетом уровня подготовки учащихся, возможностей их восприятия.
Методический подход к изучению латинского языка Б. А. стал для меня откровением, тем импульсом, с которого началось мое профессиональное становление. Главное, при информативной насыщенности не терялась основная цель — латинский язык как дисциплина.
Темперамент Б. А. проявлялся в том, как проходили занятия: в быстром темпе, эмоционально, живо, с обязательной обратной связью. Студенты, не замечая времени, находились в атмосфере языка и его культурных реалий.
Б. А. успевал за полтора часа опросить многих студентов, по ходу комментируя ответы, не упуская случая отпустить шутку по поводу неудачного ответа. Тут же использовал возможность кстати ввести культурологический материал.
Группа (не менее 30 человек) активно участвовала в общем действе, старательно отвечая на вопросы, выполняя упражнения, весело и дружно реагируя на довольно острые шутки преподавателя, заинтересованно слушая очередной экскурс в историю, мифологию, литературу, искусство древней Греции и Рима. Преподаватель и студенты были единым организмом. Все было захватывающе интересно.
Вместе со студентами я училась, как надо учить. На каждом занятии узнавала что-то новое, приобретала опыт, как работать, чтобы ни мне самой, ни студентам не было скучно и тоскливо, и при этом добиваться высоких результатов.
Лакмусовой бумажкой того, что преподавателю удалось убедить студентов в необходимости изучать предмет, вызвать к нему интерес, считаю отсутствие высказанного вслух или скрытого вопроса: а зачем нам этот латинский язык? У студентов Б. А. подобный вопрос никогда не возникал.
Скучная обязанность «взаимопосещения» занятий, принятая в системе как средней, так и высшей школы, превратилась в удовольствие, в школу. Учителем для меня стал Беньямин Айзикович Мельцер. Он щедро делился своим мастерством, своими педагогическими и методическими наработками. Двери его аудитории всегда были открыты.
В целях самообразования я иногда посещала его столь же информативно насыщенные лекции по римскому праву. Поняла, чтобы стать хорошим преподавателем, интересным для студентов, надо многое знать, уметь правильно интерпретировать эти знания, умело выстраивать взаимоотношения со студентами, любить свое дело и людей, находиться в состоянии постоянного творческого процесса. Все это присутствовало на занятиях Б. А.
Самуил Исаакович Пильман
Мои профессиональные и дружеские отношения с Самуилом Исааковичем Пильманом установились далеко не сразу.
Далее Нинель Анфиногеновна почти на шести страницах рассказывает, как постепенно они стали общаться с этим молчаливым, прекрасно образованным человеком, педантом, который «как будто ни в ком не нуждался, пока не нуждались в нем».
Вероятно, для этого имелись исторические основания. Вот что зафиксировала Нинель Афиногеновна:
«Я узнала, что С. И. по своей основной профессии математик. До войны долго работал в Министерстве образования. Вспоминал, как каждое утро кто-то из сотрудников Министерства не появлялся на работе. Все понимали, в чем дело и вопросов не задавали.
Все служащие, и он в том числе, приходили на работу с чемоданчиком или портфелем, в которых были мыло, полотенце, зубная щетка и смена белья на случай возможного ареста. Это была жизнь под домокловым мечом. Возможно, именно с тех пор появилась привычка молчать на всякий случай. Раскрывался С. И. только с теми, кому доверял. Я, очевидно, была одной из немногих».
Самуила Исааковича нет на общем фото, но рассказ о латинистах и Б. А. Мельцере был бы неполон без обращения к этой неординарной личности.
Что поражает в нем? Твердое следование своим принципам.
Самуил Исаакович не принимал ровно никакого участия в общественной жизни университета, считая «своей единственной обязанностью… только занятия со студентами или аспирантами».
Далее — раз и навсегда установленный стиль жизни и методики проведения занятий:
«Из года в год он проводил свои занятия по одному и тому же плану, ничего не меняя. Его требования сводились к знанию грамматики и умению переводить тексты, что, впрочем, тогда полностью соответствовало требованиям типовой программы по латыни. Ничего отвлекающего. Никогда не повышал голос на студентов. Хотя и повода не было — студенты вели себя безупречно на его занятиях. Понимали, что с С. И. не забалуешь.
Он добивался дисциплины и серьезного отношения к предмету спокойной уверенностью в непреложности происходящего. Священнодействовал… Причем у С. И. была оригинальная система опроса — не по вертикали, а по горизонтали. Например, он спрашивал не окончания I, II и т. д склонения, а окончания одного падежа, например, винительного, всех пяти склонений: -am, -um, -em, -um, -em и т. п.
Проверяя перевод текста, С. И. обязательно задавал вопросы по грамматике. В оценке был строг. И в этом отношении у него были свои нормативы. Если в контрольной работе студента-заочника оказалось восемь ошибок, последний получал «не зачтено». В этом отношении он был предельно объективен. Рассчитывать на поблажки не приходилось. Входил в аудиторию строго по звонку и по звонку покидал ее.
Именно у С. И. я приобрела опыт работы с грамматическим материалом. Его основательность и неизбежность опроса приносила надежные результаты…
Я пыталась постичь тайны мастерства Учителя, старательно училась у него. И многое из его опыта использовала в своей практической работе…
У С. И. была семья: жена, двое детей (сын и дочь). Они с женой жили вместе с семьей дочери. В семье С. И. находился в привилегированном положении, как и подобает настоящему мужчине. Никаких хозяйственных забот. Самое большее — он мог сходить в магазин за продуктами или погулять с внучкой в парке. На этот счет у него были свои принципы. И вообще по любому вопросу у С. И. было сформировано четкое и неизменное мнение.
Ко мне С. И. относился по-отечески, тепло и заботливо. Охотно делился житейской мудростью. Считал необходимым предостеречь от необдуманных поступков, отношений с не вполне, по его мнению, порядочными людьми.
Его личная глубочайшая порядочность и благородство проявились, в частности, в том, что когда он одолжил надолго нашей семье большую сумму денег на покупку пианино дочери, то отказался взять расписку, поверил на слово. По тем временам достаточно редкий поступок.
С выходом моей первой книги «Практическое пособие по латинскому языку» в 1970 году в издательстве БГУ им. В. И. Ленина С. И. меня не поздравил, что вполне соответствовало его правилам. Неодобрительно относился к намерению писать диссертацию. По его мнению, все, что выходило за рамки необходимого, лишено смысла, от лукавого. Делай свое дело и не гляди по сторонам. Семья, дети, работа — чего еще желать женщине? Как мне показалось, я разочаровала его своими творческими поисками. Похвалил меня только один раз за многие годы совместной работы».
Далее Нинель Афиногеновна дает меткую сравнительную характеристику двум своим Учителям, которые были антиподами во всем, «не принимали друг друга», «существовали параллельно, не пересекаясь», но «никогда не позволяли себе негативных высказываний, тем более, действий в адрес другого».
Удивительно и то, что ни один из них в разговоре с Нинель Афиногеновной никогда не говорил о другом, не затрагивал эту тему, «словом не обмолвился».
Свой рассказ о старших коллегах Нинель Афиногеновна завершает следующими словами:
«Для меня же оба они были Учителями. Благодарна Судьбе, что она подарила мне встречу и знакомство с этими людьми. Мы работали рядом в течение 20 лет. Если сегодня я что-то представляю как преподаватель, в этом заслуга Самуила Исааковича и Беньямина Айзиковича».
И в заключение:
«С уходом С. И. по болезни и Б. А. по собственному желанию состав секции латинского языка изменился.
С середины 70-х годов к нам пришла Галина Романовна Наливайко, выпускница классического отделения Московского университета. Несколько позже в один год — Людмила Николаевна Мущинина (Ленинградский университет) и Антонина Васильевна Гарник (Львовский университет). Обе с базовым классическим образованием. И наконец Ольга Семеновна Давидович (гимназическая латынь).
В таком составе мы трудились до сентября 1978 года. Я числилась заведующей секции.
В 1978 году секцию в полном составе перевели с кафедры истории Древнего мира и Средних веков на кафедру французского и испанского языков. Возглавить новую кафедру, в названии которой добавился латинский язык, предложили мне, так как к этому времени я защитила кандидатскую диссертацию».