Дзьмухавец

Рубрыка "Нашы перакладчыкi фальклору"

JOHANN WOLFGANG GOETHE

ERLKÖNIG

Wer reitet so spät durch nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er fasst ihn sicher, er hält ihn warm.

„Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?“ –
„Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlenkönig mit Kron’ und Schweif?“ –
„Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif.“

„Du, liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel’ ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand;
Meine Mutter hat manch gülden Gewand.“

„Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?“
„Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;
In dürren Blättern säuselt der Wind.“ –

„Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen nächtlichen Reihn<
Und wiegen und tanzen und singen dich ein.“

„Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Töchter am düstern Ort?“
„Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau:
Es scheinen die alten Weiden so grau.“

„Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewalt.“
„Mein Vater, mein Vater, jetzt fasst er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan!“

Dem Vater grauset’s, er reitet geschwind,
Er hält in den Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.

 

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ

ЛЕСНОЙ ЦАРЬ

Кто скачет средь ночи, ветром гоним?
Всадник усталый с сыном своим.
Он держит дитя, не страшась ничего,
К груди прижимает и греет его.

«Сынок, что с тобою? Боишься ты зря…» –
«Папа, ты видишь лесного царя?
В короне и в мантии царь лесной …» –
«Сынок, то белеет туман полосой».

«Ты милый ребёнок, пойдём со мной!
Чудные игры ждут нас с тобой
И разноцветье на бреге морском.
Матушка ждёт нас в уборе златом». –

«Папа, папа, ты, верно, слыхал,
Что царь мне лесной только что обещал»? –
«Дитя моё, тише», – отец говорит. –
«То ветер сухою листвою шуршит». –

«Ну как, славный мальчик? Ну же, смелей!
Узнаешь ты ласку моих дочерей.
Их танец пьянит, как ночная тишь.
От песни их сладкой уснёшь ты, малыш». –

«Папа, папа, видишь ли ты?
Глядят его дочери из темноты». – «Не бойся, сынок. Я уверен вполне:
То кажутся ивы седыми во тьме». –

«Твой облик стал сердцу так люб моему!
Коль сам не идёшь ты – я силой возьму». –
«Папочка, папа, меня он схватил!
Царь сделал мне больно! Нет моих сил…»

Отец испугался, стрелою мчит,
Дитя на руках его стонет, кричит.
Насилу добрался. Вот двор родной …
В руках его мальчик уж был неживой.

KLEMENS BRENTANO

WIEGENLIED

Singet leise, leise, leise,
Singt ein flüsternd Wiegenlied.
Von dem Monde lernt die Weise,
>Der so still am Himmel zieht.

Singt ein Lied so süß gelinde,
Wie die Quellen auf den Kieseln,
Wie die Bienen um die Linde
Summen, murmeln, flüstern, rieseln.

КЛЕМЕНС БРЭНТАНО

КАЛЫХАНКА

Як ціхутка і прыгожа
Калыханку праспяваць,
Падказаці месяц можа,
Што на небе ўноч відаць.

Заспявайма песню гэтку,
Бы крынічкі камень точаць,
Укола ліпы пчолкі ўлетку
Зумкаюць, звіняць, шапочуць.

HEINRICH HEINE

DAS FRÄULEIN STAND AM MEERE

Das Fräulein stand am Meere
Uns seufzte lang und bang,
Es rührte sie so sehre
Der Sonnenuntergang.

Mein Fräulein! sein Sie munter,
Das ist ein altes Stück;
Hier vorne geht sie unter
Und kehrt von hinten zurück.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

КРАСАВИЦА У МОРЯ

Красавица у моря
Вздыхала много крат.
Причина её горя –
Пылающий закат.

Не стоит огорчаться,
Так солнцу суждено:
Спешит с тобой расстаться,
Чтобы взойти, оно

HEINRICH HEINE

LORELEI

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,
dass ich so traurig bin;
ein Märchen aus alten Zeiten,
das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl, und es dunkelt,
und ruhig fließt der Rhein;
der Gipfel des Berges funkelt
im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet
dort oben wunderbar;
ihr goldenes Geschmeide blitzet,
sie kämmt ihr goldenes Haar.

Sie kämmt es mit goldenem Kamme
und singt ein Lied dabei;
das hat eine wundersame
gewaltige Melodei.

Den Schiffer im kleinen Schiffe
ergreift es mit wildem Weh;
er schaut nicht die Felsenriffe,
er schaut nur hinauf, in die Höh’.

Ich glaube, die Wellen verschlingen
am Ende Schiffer und Kahn;
und das hat mit ihrem Singen
die Lorelei getan.

ГЕНРЫХ ГЕЙНЭ

ЛОРЭЛЯЙ

Не ведаю, што за насланне,
што гэта я сумны такі.
Не йдзе з галавы паданне,
якое данеслі вякі.

Ужо прахалодна. Сутонне.
І хвалямі Рэйн шуміць.
Вяршыня скалы бы ў кароне
ў промнях суклону зіхціць.

Бянтэжачы боскай красою,
дзяўчына ўзыйшла на ўцёс,
апраткай сляпіць залатою
і золата чэша валос.

З золата грэбнем паводзіць
і песню пры тым пяе.
Дзіўная, з розуму зводзіць
мелодыя песні тае.

Каго падарожнага ў чоўне
захопіць яна, паланіць.
Не бачыць ён рыфаў і роўне
адно толькі ўверх глядзіць.

Не можа бядак не разбіцца,
самкнуцца хвалі над ім.
І ўсе Лорэляй-чараўніца
зрабіла спевам сваім.

HEINRICH HEINE

EIN FICHTENBAUM

Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden, auf kahler Höh.
Ihn schläfert; mit weißer Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.

Er träumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

СОСНА

Сосна на холме одиноко
На севере дальнем растёт.
Во сне её белым покровом
Укутали снег и лёд.

И снится ей томная пальма,
Что в знойной восточной земле
Тихо грустит в одиночестве
а выжженной солнцем скале.

BERTOLT BRECHT

BALLADE VON DEN DREIEN

Der Offizier rief: „Grabt den Juden ein!“
Der Russe aber sagte trotzig: „Nein!“
Da stellten sie den in das Grab hinein,
Der Jude aber blickte trotzig: „Nein!“
Der Offizier rief: „Grabt die beiden ein!“
Ein Deutscher trat hervor und sagte: „Nein!“
Der Offizier rief: „Stellt ihn zu den zwein!
Grabt ihn mit ein! Das will ein Deutscher sein!“

Und Deutsche gruben den Deutschen ein.

БЕРТОЛЬT БРЕХТ

БАЛЛАДА О ТРЁХ

«Закопать еврея»! Но в ответ
Услышал офицер по-русски: «Нет»!
И русский уже в яме, но в ответ
Посмотрел еврей упрямо: «Нет»!
«Закопать обоих»! Но в ответ
Немец сделал шаг и бросил: «Нет»!
>Крикнул офицер: «К тем двум его!
И это немец! Не щадите никого»!

И немцы закопали своего

1  |  2

Папярэднi артыкул  |  Да зместа  |   Наступны артыкул