Дзьмухавец

Фальклорна-этнаграфiчны i лiтаратурна-мастацкi альманах

Б.Ю. Норман. Легенды и байки филфака

Я лечу! Возношусь! Поднимаюсь под самые облака! Теперь я знаю, для чего живу на свете!

Карел Чапек. Семя одуванчика.

Сябры альманаха:

Рубрыка "Oral History "

Б.Ю.Норман
Б.Ю. Норман

***

В это трудно поверить, но был длительный период (в 70-е, скорее всего, годы), когда студенток на занятия не пускали… в брюках. Даже не в джинсах – в обычных брюках! Можно было только в юбках, и уж, конечно, не в мини.

Утро. Десять минут до начала первой пары. В вестибюле на Красноармейской, 6 стоит при своей военной выправке Анатолий Михайлович Амелин, помощник декана.  Как только в толпе рвущихся к знаниям девушек мелькнут штаны, Амелин рукой изображает шлагбаум: «Домой! Переодеваться!».

Очень трудно объяснить вообще-то, чем брюки были хуже юбки. То ли они намекали на эмансипацию полов, то ли позволяли разглядеть за обтягивающей тканью, откуда у женщин растут ноги… Но – «Домой! Переодеваться!».

***

Античную литературу долгие годы преподавал на филфаке доцент Наум Исаакович Лапидус. Внешне он собой ничего особенного не представлял: маленького роста, склонный к полноте, с залысинами, в очках… Но студенты его боялись. Лапидус был воспитанником старой школы античников, знал неплохо латынь и греческий, хорошо помнил древние тексты… Кличка его у студентов была – Зевс.

И вот такая история. Отвечает студентка у доски, отвечает пло-охо. Лапидус поворачивается к ней и грозно: «Ну, а хоть имя главного бога на Олимпе вы знаете?» Студентка, что называется, выпадает в осадок. А ее подружка за партой, пытаясь подсказать с места, энергично тычет пальцем в Лапидуса (намекая на его кличку). Студентка округляет глаза и не совсем уверенно:

– Лапидус?

***

Иван Яковлевич Науменко, писатель и профессор кафедры белорусской литературы, был личностью совершенно незаурядной. Высокого роста, крупный, плечистый, с хорошо поставленным голосом, он бы и где-нибудь в военном училище не затерялся. А уж на филфаке… Была тогда традиция отмечать на факультете важнейшие праздники. Например, 8-е марта. И вот за праздничным столом в 46-й аудитории (студентов уже всех отпустили домой) звучат тосты. Встает Науменко. «Гусар-ры! – разносится по помещению его рык. – Где ж вы, гусары?! Я помню, раньше ни одно заседание партбюро не обходилось без персонального дела: тот такую-то соблазнил, этот семью разрушил… А сейчас?! Э-эх! Где вы, гусары?!»

***

На тех же 8-мартовских посиделках (банкетом назвать как-то язык не поворачивается) профессор Адам Евгеньевич Супрун любил выступать с признаниями в любви. Кому?  ЕЙ. Она, мол, и удивительная, и загадочная, и манящая, и единственная… И когда присутствовавшие женщины и девушки уже начинали примерять к себе эти эпитеты, Супрун завершал: «Так выпьем же за филологию, ради которой мы все живем!» Чоканье стаканов смешивалось со вздохом разочарования…

***

А.Е. Супрун, будучи сам автором нескольких школьных учебников по русскому языку, хорошо понимал относительность языковой нормы. Поэтому, когда его спрашивали: «А как правильно сказать – вот так или вот этак?», он раздражался и говорил: «А вот  как я скажу, так и правильно!».

***

Леонид Иванович Бурак читал курс современного белорусского языка. То ли читал он не очень интересно, то ли студенты попались не вполне достойные, но на лекциях было шумно. Профессор терпел-терпел, а потом объявлял:

– Цiшэй,  калi ласка, цiшэй! Хто не хоча слухаць, я не затрымлiваю!

Эти слова студенты разнесли потом по всему филфаку, они стали своего рода визитной карточкой Бурака.

 

***

Где-то в годах 1973-75 университет накрыла эпидемия КВНа. На каждом факультете формировалась своя команда, а потом факультетские команды соревновались между собой. И вот – решающая встреча в актовом зале университета, филфак против физфака. Филологи принесли с собой огромные плакаты-растяжки: «У вас – Севченко, а у нас – Пипченко». Причем лозунг был написан в две строки, но общая часть фамилий была написана крупно, на обе строки.

Получалось:

У вас Сев
                ЧЕНКО
А у нас Пип

Антон Никифорович Севченко тогда был ректором университета, а Николай Михайлович Пипченко – легендарным замдекана филфака. И ничего, никто не обиделся.

А другой лозунг гласил: «У НАС МНОГО НЕВЕСТ, А У ВАС – ЗЯТЬКОВ». Зятьков была фамилия декана физфака…

***

Профессор Любовь Ивановна Фигловская, завкафедрой советской литературы, слыла у студентов своего рода старухой Шапокляк: немолодая, въедливая и даже, по мнению студенток, вредная. Во всяком случае, экзамен у нее затягивался допоздна. И вот однажды вылетает из дверей очередная студентка, не сдавшая экзамен, раскрасневшаяся, растрепанная, и в сердцах – в дверь:

– Старая дева!

Дверь приоткрывается и – язвительный фальцет Фигловской:

– Старая, но не дева!

***

На факультете работали два почти однофамильца: доцент Владимир Степанович Карабан (русская литература) и доцент Иван Антонович Карабань (русский язык). Мы шутя говорили о них – «Карабан с твердым концом» и «Карабань с мягким концом». А студент Леня Подольский сочинил то ли частушку, то ли скороговорку:

Карабан с Карабанем

В барабан барабанят.

Карабанчики – в барабанчики,

А карабаньчики – в барабаньчики.

***

В одном кабинете сидели два заместителя декана: белорусскоязычный Вдалимир Михайлович Лозовский и русскоязычный Николай Михайлович Пипченко. Как-то (редкий случай) Пипченко в кабинете не было, а Лозовский был.

Звонит телефон. Лозовский снимает трубку, слушает. Там, видимо, спрашивают по-русски, потому что Лозовский отвечает:

– Яго нет (с отчетливым взрывным «г»).

Там, видимо, не совсем поняли. Значит, еще раз, для подтверждения:

– Яго нет.

Кладет трубку и разводит руками, обращаясь к присутствующим в кабинете:

– Дык няма ж яго!

***

Профессор Федор Михайлович Кулешов был большая язва. Студенты его боялись, но любили, потому что читал русскую литературу он интересно. Но на экзаменах коньком Кулешова были вопросы, касающиеся каких-то малосущественных деталей. Вроде такого: «Чем был обит сундук под кроватью в комнате у старухи-процентщицы?» (имелось в виду «Преступление и наказание»). Искомый ответ был: «Красным сафьяном».

***

Нельзя не упомянуть и славянские вечера. Или, по-научному, «вечера дружбы славянских народов». О. что это были за вечера! Ажиотаж вокруг них был невероятный, Зрителей на Красноармейской набивался полный актовый зал, люди стояли  в проходах.

Вечера готовились долго и почти в тайне. В них участвовали будущие знаменитости: Винцусь Вечорка и Петя Марцев, Леня Ширин и Саша Корабликов… Разумеется, на сцене побывали и все преподаватели кафедры общего (позже – теоретического) и славянского языкознания. Вот как-то объявляет ведущий: «Группа студенток второго курса споет болгарскую народную песню». Раздвигается занавес, на сцене – действительно, штук семь робких студенточек, но в центре – Владимир Александрович Карпов, сутуловатый, с кавалерийскими ногами, но крепко удерживающий ближайших девиц, чтобы не разбежались (без него они отказывались выйти).

***

На филфаке была своя преподавательская команда по баскетболу. Основу ее составляли молодые преподаватели кафедры общего и славянского языкознания: Норман, Плотников, Трембовольский, Киклевич, Калюта. Но ходили в спортзал на Красноармейской и ребята со стороны: кто-то с истфака, кто-то – с завода «Горизонт»… Был там и крепкий парень из радиотехнического, по кличке Джон.

И вот однажды приходят все они в урочное время на факультет и узнают, что играть им сегодня по какой-то причине придется не здесь, а в спортзале Главного корпуса. Решили прямо сейчас отправляться туда, а одного человека на всякий случай оставить – чтобы предупредить опоздавших. Выбор пал на Джона. Норман говорит ему:

– Ну, вы минут десять подождите, а потом оставьте на двери спортзала записку – мол, тренировка переносится в Главный корпус, и сами к нам быстрее. Только объявление подпишите, чтоб было ясно, что это серьезно.

– А как подписать?

– Ну подпишите: «Б.Ю. Норман». Меня все знают.

Прошел этот день, прошла тренировка, все в порядке. Назавтра  приходит Норман на факультет и ловит на себе какие-то странные взгляды.  В чем дело? Тайна раскрылась только через пару дней. Один из коллег-преподавателей показал ему рукописную записку (снятую с двери факультетского спортзала), а там значилось:

ТРЕНЕРОВКА ПЕРЕНОСИТЦА В ГЛАВНЫЙ КОРПУС. Б.Ю. НОРМАН

***

Из записей 1972 г. Собрание кураторов студенческих групп. Выступает декан Алексей Арсентьевич Волк. Он говорит о документах, которые называются «план работы куратора»:

– Такие планы нас совершенно не удовлетворяют. Они должны быть совершенно, пожалуй, в известной мере другими.

***

Был такой студент на русском отделении – Олег Атьман, пел песни под гитару. Но потом собственная фамилия показалась ему подозрительной, и он поменял ее (официально!) на Атаманов. Тут подул ветер перемен, и Атаманов перешел на беларускую мову, стал петь песни на стихи Олега Лойко (в афишах так и значилось: «Два Алега»). Затем ветер перемен подул в другую сторону, и нынче на афишах уже крупно: «Бард всея Руси Олег Атаманов»…

 

***

А еще был такой студент на русском отделении в 70-е годы – Костя Куксо. Он с самого начала выглядел намного старше обычного студенческого возраста: полноватый, с большими залысинами, толстые стекла дальнозорких очков… Солидно выглядел, в общем. На первое занятие является он с некоторым опозданием, а студенты уже начали нервничать и строить свои планы. Но тут входит в аудиторию лысоватый дядька. Студенты, как положено, встали. А дядька посмотрел-посмотрел на них и сел рядом за одну из парт…

Филологических способностей, впрочем, у Куксо не обнаружилось. Зато он стал известным художником. Сначала, еще на факультете, он рисовал шаржи на факультетских преподавателей – на Нила Гилевича, на Кулешова, на Скоропанову… Очень похоже и ехидно, а главное – шло в зачет на экзаменах. А потом и в самом деле – уехал Костя в Москву и стал профессионалом-карикатуристом: работал в «Известиях», еще в каких-то изданиях…

***

В течение нескольких лет на филфаке существовал Студенческий театр миниатюр, сокращенно СТЭМ. Одна из их сценок представляла собой  занятие в аудитории.

По авансцене туда-сюда ходил преподаватель (его роль играла девушка), в ритм шагам щелкал себя хлыстом по голенищам сапог и  командовал: «Пишите!» «Не пишите» «Пишите!» «А теперь не пишите!»… Студентки на заднем плане рьяно строчили конспекты. Потом преподаватель останавливался, поворачивался лицом к залу и пожимал плечами:

– Дуры, конечно! Но глаз отдыхает…

Б.Ю. Норман,
доктор филологических наук, профессор,
профессор каф. теоретического и славянского языкознания

 

Папярэднi артыкул  |  Да зместа  |   Наступны артыкул

Пра альманах | Кантакты | ©2010 Альманах "Дзьмухавец"
Сайт создан в системе uCoz