Бацькоўскі клуб
«ОТЦОВСКИЙ ЮМОР»
Автоэтнографический этюд Ильи Стаскевича
Немного о себе... Меня зовут Илья, мне 21 год, я студент 2 курса филфака БрГу им. А. С. Пушкина.
Учеба в университете превзошла мои ожидания. Никогда бы не подумал, что из всех дисциплин меня так сильно “затянет” фольклористика. Может, это связано с тем, что моим преподавателем была Инна Анатольевна Швед, которая с первой пары впечатлила манерой подачи материала? А может, с тем, что до этого я не понимал настоящую природу фольклора?
Собственно, именно Инна Анатольевна вдохновила меня на написание статьи про «отцовский юмор», ведь я воспитывался в семье, где подобный юмор бытует в чистом виде, без цензуры и каких-либо фильтров. Выходит, мой отец – самый что ни на есть правдивый источник сведений и потому подбор материала не вызвал у меня никаких затруднений.
Сначала мне казалось, что фиксировать нецензурные выражения не совсем корректно, но все-таки меня учили записывать фольклор в его натуральной форме, какая есть на самом деле. Это очень серьезный опыт для меня, и я попробую развивать эту тему далее, в будущих работах.
В последние годы в междисциплинарной научной среде растет интерес к современной семье и семейному воспитанию. Фольклористы не стали исключением. Однако много ли аналитических работ, посвященных семейным отношениям в условиях урбанизированного быта? И много ли тех, где речь идет о таком феномене семейного фольклора, как «отцовский юмор»?
Согласимся: когда заходит речь об отцовском юморе, сразу возникают как негативные, так и позитивные ассоциации. Вспоминаются анекдоты, издевки, садистские стишки, своеобразные истории «из жизни», борьба с ребенком «раз на раз» и т. д. Подобный взгляд безусловно верен со стороны обывателя, но если разбирать этот феномен более углубленно, с точки зрения фольклористики, приходишь к выводу, что данная сфера семейного юмора (составляющей которого является «отцовский юмор») представляет собой достаточно обширное средоточие уникальных и вместе с тем широко и активно тиражируемых единиц. Это могут быть как заранее спланированные, так и спонтанные шутки. И тут уж по обстоятельствам. Выражаясь научным языком, «в зависимости от контекста шутка может выполнять развлекательную функцию, функцию критического комментария неадекватного поведения, стимулировать, вызывать ностальгию или ряд других чувств». Например, специалисты Эстонского литературного музея общей чертой семейного юмора называют стремление получить определенный эмоциональный отклик, который обеспечивается, в том числе, за счет тесной связи коммуникантов.
Я убедился, что между понятиями «семейный юмор» и «отцовский юмор» нельзя ставить знак равенства, так как первое шире. В то же время данные явления связаны: «отцовский юмор» входит в состав семейного юмора, являющегося, в свою очередь, частью семейного фольклора.
Некоторые аспекты феномена
Перед тем как начать разговор об «отцовском юморе», подчеркну тот факт, что информации по данному вопросу ничтожно мало, а проблема актуальна с разных сторон. Здесь и вопрос понимания сути «отцовского юмора» с точки зрения коммуникации, воспитательных особенностей, и, разумеется, проблема изучения его природы, фольклорной специфики.
Я убедился, насколько важную роль в исследовании материала может сыграть автоэтнографический метод, то есть, говоря словами такого исследователя, как Д. Рогозин, «самостоятельное и ответственное индивидуальное конструирование личной истории». В гуманитарном научном дискурсе он стал использоваться совсем недавно, но уже успел доказать свою эффективность. Весь эмпирический материал, который рассматривается далее, взят из моего личного опыта общения с отцом и проливает свет на природу «семейных, родственных и дружеских отношений», помогающую, согласно Д. Рогозину, «справляться с трудными жизненными ситуациями».
Даже если выразительно прослеживается негативный фон «отцовского юмора, можно предположить, что здесь, в первую очередь, доминируют развлекательные, воспитательные и просветительские цели. Посредством юмора (при этом можно говорить и о «черном юморе») отец раскрывает ребенку суровую реальность, с которой неофиту, по мнению «бывалого» отца, предстоит встретиться в будущем. Это может происходить с помощью анекдотов (не исключено присутствие ненормативной лексики), кличек (рыжий, малой, дрыщ, бухенвальдский крепыш и т. д.), издевок и поговорок («Как за работу так двумя пальцами, а как за х.., так двумя руками», «Есть – не ср.ть, можно и подождать», «Что у гостя на зубцы, то у повара в дубцы»), шуточных загадок («Без рук, без ног, на бабу скок. – Ветеран ВОВ») и т. п. Все это способствует «опусканию» ребенка «с небес на землю», а также его духовной закалке. Ко всему прочему мой отец и отцы моих друзей считали своим долгом развивать наши физические навыки (состязание «раз на раз», борьба на руках). Это делалось для того, чтобы, во-первых, показать детям свою силу и превосходство, развивая тем самым чувство уважения к отцу, во-вторых, поделиться опытом, в-третьих – позабавиться.
Важный аспект — самоирония
Самоирония может быть, а может отсутствовать. У моего отца она была. «Отцовская самоирония» подразумевала, что отец выступает в двух ролях - как объект и как субъект юмора. Сошлюсь на ряд рассказов отца, финал которых весьма плачевен для самого нарратора, но при этом он преподносит материал в юмористическом ключе. Примером могут служить отцовские рассказы о драках, воровстве на грядках, ушибах, родительских наказаниях, происходящих в далеком прошлому, когда, как он выражался, был еще п..дюком малым, шкетом:
«Я помню, сынок, когда был еще п..дюком малым лет пяти–семи, то меня мама отправила за мясом. Очереди тогда большие были, а мясо было не такое, как сейчас, а рубанка с костями, шкурой, со всем, короче. Так я один раз костистое мясо купил, а меня мама потом этим же куском и отъездила. Прикинь, куском мяса била, как тебе? Так я после этого мясо хорошо выбирал [смеется]».
Также, ностальгируя и аппелируя к моему опыту отношений с девушками, отец не без самоиронии сравнивает себя молодого и старого:
«Ну рассказывай, как там у тебя с бабами? В свое время я проходил по коридору и телки вдоль стены так и с.ались. Эх, где мои семнадцать? Раньше красавчиком был, а сейчас уже х.р старый».
Думаю, можно говорить о заразительном эффекте «отцовского юмора». Ребенок, который растет в такой среде, вольно или невольно впитывает в себя предъявляемую информацию и ее оценку. Позволю себе некоторое сравнение перформанса «отцовского юмора» с актом заговора, так как эти процессы коммуницирования в некотором смысле схожи, в частности в аспекте распределения статусных позиций коммуникантов. В связи с этим важно наблюдение Ю. А. Эмер: «В ситуации заговора статус коммуникантов не равен: заговаривающий – обладает сакральными знаниями, являясь посредником между высшими силами и адресатом, и занимает активную позицию, адресат же, не владеющий знанием, занимает пассивную, подчиненную позицию». В рассматриваемой коммуникативной ситуации предполагается, что адресантом является отец, то есть он носитель знаний и опыта, который вступает в коммуникативную связь с адресатом – ребенком, который не обладает достаточными знаниями и опытом, а потому находится в пассивной позиции внимающего, ученика.
Мой небольшой опыт и выводы ученых
В поисках ответа на вопрос, в каком возрасте отец оказывает особенно большое влияние на детей, И. О. Шевченко опросила молодых людей в возрасте от 17 до 25 лет и пришла к выводу, что чаще всего в подростковом, когда особенно активно формируется личность. Выяснилось, что отцы чаще, чем матери, склонны разговаривать с детьми о жизни и людях, тем самым формируя их характер и мировоззрение.
Мой опыт может послужить подтверждением сказанному. Безусловный факт: фундамент моего развития закладывался в первую очередь родителями и, в частности, с помощью «семейного фольклора».
Могу засвидетельствовать, насколько права М. В. Осорина, которая выделила три основных фактора, определяющих формирование модели мира ребенка:
1. Влияние “взрослой” культуры, активными проводниками которой являются родители, а затем и другие воспитатели.
2. Личные усилия самого ребенка, проявляющиеся в разных видах его интеллектуально-творческой деятельности.
3. Воздействие детской субкультуры, традиции которой передаются из поколения в поколение и чрезвычайно значимы в возрасте между 5 и 12 годами.
Таким образом, семейный фольклор, в числе которого интересующий нас «отцовский юмор», пополняется «дворовым» и текстами, бытующими уже в детском садике, далее в школе, летнем лагере и т. д. Однако вот эти садистские стишки я впервые услышал не от сверстников, а от отца:
Недолго мучилась старушка
В высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
Нашли тимуровцы в кустах.
Тихо влюбленные спали во ржи,
Тихо комбайн стоял у межи,
Тихо завелся, тихо пошел,
Кто-то в буханке за.упу нашел.
«Семейный фольклор» прочно фиксируется в памяти. В бытовой обстановке «отцовский юмор» транслируется как ситуативный «коммуникативный фольклор», включающий в себя массу малых речевых форм фольклорного характера.
«Отцовский юмор» вполне подходит под определение так называемых «фольклорных маргиналий», то есть текстов, которые могут стать предметом междисциплинарного анализа, в том числе социологического и психологического.
Хорошо забытый старый юмор
Возможно, что «отцовский юмор» – явление не только постфольклора (в терминологии С. Неклюдова). Он относится к разряду «хорошо забытого старого». Например, в произведениях писателя XIX века Н. В. Гоголя можно усмотреть примеры «отцовского юмора». Вспомним, как в повести «Тарас Бульба» описывается ситуация встречи Тараса Бульбы со своими детьми после долгой разлуки: «“Ну, давай на кулаки! — говорил Тарас Бульба, засучив рукава, — посмотрю я, что за человек ты в кулаке!” И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали насаживать друг другу тумаки и в бока, и в поясницу, и в грудь, то отступая и оглядываясь, то вновь наступая». После этого Бульба переключает внимание на младшего сына: «А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? — говорил он, обращаясь к младшему, — что ж ты, собачий сын, не поколотишь меня?».
Известно, что Н. В. Гоголь был достаточно заинтересованным собирателем фольклорно-этнографических материалов и хорошо разбирался в габитусе «носителей» фольклора. Свидетельством служит его писательский стиль, наполненный деревенскими говорами и фольклорными аллюзиями. Соответственно, описанная картина многокодовой коммуникации отца с сыновьями (не «собачьми», а собственными) – не просто индивидуальный художественный вымысел. Кроме того, во времена Н. В. Гоголя были сильны традиции патриархальной семьи с ее старинными и крепкими устоями, а сам фольклор бытовал в своих классических формах.
Что далее?
После Октябрьской революции и ликвидации частной собственности патриархальная система стала рушиться. На авансцену культурной и социальной жизни вышло молодое советское поколение. Сгоряча богатейший культурный опыт предков стал дискредитироваться как пережиток прошлого. Многие исследователи предсказывали смерть старого фольклора, но, к счастью, этого не произошло. Фольклор и развивался, и отмирал, и адаптировался к новым социально-коммуникативным условиям по своим собственным законам. Не стал исключением и «отцовский юмор».
Несмотря на постулируемое разрушение патриархата, патриархальный символический порядок нельзя назвать исчерпанным, как и идеологию фаллоцентризма. Интересными в связи со сказанным являются следующие примеры «отцовского юмора», которые в жанровом плане можно отнести к переделкам паремий:
«Сколько волка не корми, а у слона все равно х.. толще».
«Дай дураку х.. стеклянный, так он его не только разобьет, но ещё и поранится».
Нас не интересует раскрытие смысла этих отцовских поговорок: он контекстуально обусловлен и каждый поймет их по-своему. Важно здесь другое. Благодаря подобным сентенциям отец как бы обозначает свою центральность в семейной субкультуре и, кроме того, навязывает эту «мужскую» позицию своим детям (акцентируем внимание на том, что это может делаться не совсем осознанно)
Если в семье растут разнополые дети, то «отцовский юмор» влияет на них по-разному. Отец – значимый субъект как для сына, так и для дочери. Это аксиома. Однако, согласимся, что отцы по-разному относятся к детям. С мальчиков больше требуют, чаще проявляют жесткость, а к девочкам относятся нежнее. Конечно, требуют тоже (в отличие от мам), но как-то по-другому.
Для мальчиков отец – образ мужчины, бывает, что некоторые буквально «лепят» себя с отца, но это далеко не всегда. Считается, что для девочек отец является образцом будущего мужа, но бывает и наоборот. Известно, что и девочки могут копировать отцовский характер, его манеры, даже бытовые привычки.
Получается, что «отцовский юмор» также может восприниматься совсем по-разному, индивидуально. Каждый ребенок может взять из него что-то лично значимое, а что-то напрочь отторгнуть.
Отцовский юмор как форма комического
«Отцовский юмор» специфичен в фунционально-коммуникативном плане. Неоднократно подчеркивалось, что юмор связывается с разными понятиями — смешного и комического, шуточного и радостного».
Вот как определила юмор в «Советском энциклопедическом словаре» А. М. Прохорова: «Юмор – особый вид комического, сочетающий насмешку и сочувствие, внешне комичную трактовку и внутреннюю причастность к тому, что представляется смешным». «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведова дает следующую формулировку термина «юмор»: «...понимание комического, умение видеть и показывать смешное, снисходительно-насмешливое отношение к чему-нибудь...».
В «Словаре иностранных слов», отмечено, что «юмор – добродушно-насмешливое отношение к чему-либо, умение подмечать и выставлять на смех забавное и несуразное в жизненных явлениях».
На основе нескольких словарных определений можно сделать вывод об отцовском юморе как проявлении комического. Он достаточно мягок и, если это действительно юмор, не носит уничижительного характера. Подобно любому другому юмору, он способен изобличать частные жизненные явления и человеческие недостатки. Как тут не сослаться на В. Г. Белинского, отмечавшего, что «источником комизма является сама жизнь... жизнь для того показывается нам такою, как она есть, чтобы навести нас на ясное созерцание жизни так, как она должна быть».
Какова природа отцовского юмора? Именно отцовского? Здесь предполагаются некоторые уточнения и дополнения. Напомним, что сквозь призму «отцовского юмора» ребенок так или иначе познает мир в более широком спектре, то есть как его положительные стороны, так и отрицательные.
Цель заботливого отца – не оскорбить ребенка, а обратить внимание на определенные моменты, главным образом бытового плана. Не буду оспаривать мнение, что «отцовский юмор» выполняет социализирующую, воспитательную функцию по отношению к детям. Сошлюсь на Ю. Б. Борева, который подчеркивал, что «комическое имеет социальное значение, это понятие эстетическое, способное иметь воспитательное значение». И если рассматривать отцовский юмор как форму комического, тогда, вероятно, и он несет в себе воспитательный заряд.
Вы можете судить об “отцовском юморе” и его воспитательных возможностях на основании собственного опыта. Со своей стороны, я всего лишь попытался обратить внимание на важность собирания и введения в научный оборот данного автоэтнографического материала. Это можно делать и во время фольклорной практики, и в любое другое.
Интересен контекст бытования «отцовского юмора» в семьях различных типов, интересна его сущность как инструмента воспитания (или антивоспитания?) ребенка, формирования (а может, разрушения?) его личности и составляющей коммуникативной системы «отец – сын».
Вопросы, вопросы, вопросы…
Кто на них ответит? Время покажет.
