Кто виноват?

Римма Ковалева
кандидат филологических наук, доцент.

Только не я, такой ответ дают все персонажи сказки «Кочет и курица», состоящей всего из 16 строк. Она начинается с идиллической сцены. Наши герои пошли в лес по орехи. Да вот беда: «Кинул кочеток орешек, и попал курочке в глазок, и вышиб глазок». Нам ясно, что петушок сделал это нечаянно, как нечаянно в школе разбивают окно, как нечаянно дома ребенок роняет чашку. Здесь на сцену выходят следователи. В сказке их роль выполняют некие бояре, которым со слов курочки известен виновник. Потому они адресно обращаются к кочету: «Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?» Вместо того, чтобы сказать правду и покаяться, кочеток начинает нести околесицу: «Мне орешня портки разодрала».

А что в школе и дома?

В школе над классом, подобно тени отца Гамлета, нависает грозный учитель: «Кто разбил окно?» И ведь знает, что виновник не раскроет рта, и ведь знает, что класс будет нем как рыба, но тут напрочь забывает простую истину: как человек толпы становится ниже своего обычного морального уровня, так и ученики, являясь частью класса, ведут себя по неписаным школьным законам, клеймящим предательство, и напрочь отметают правдивость. Если же заговорят, то, подобно петуху, понесут околесицу.

В семье, где злоупотребляют наказаниями, ребенок будет стоять насмерть, но не признается. Он подставит под удар родительского гнева куклу и мишку, приплетет, если постарше, полтергейст, инопланетян, брата или сестру.

Следователям бы остановиться, поразмыслить, поменять тактику, но почему-то они во что бы то ни стало стремятся довести дело до конца, чаще всего нулевого.

Вот и сказочные бояре, как будто им нечего больше делать, неутомимо ведут опрос, последовательно добираясь до корня зла, которого не оказывается. На каждом этапе они сталкиваются с однотипной ситуацией: никто не признает своей вины, выставляя себя жертвой чьих-то предшествующих действий, случайных или злонамеренных.

Удивительная вещь

Удивительная вещь: поднимая наиважнейшую тему личной ответственности за поступок, сказка камуфлирует ее под наипростейший цепевидный сюжет. Собственно говоря, от него остаются показательно однотипные диалоги, где ответ – перенесение вины на другого.

«Орешня, орешня! На что ты кочетку портки разодрала?» – «Меня козы подглодали». – «Козы, козы! На что вы орешню подглодали?» – «Нас пастухи не берегут». – «Пастухи, пастухи! Что вы коз не берегете?» – «Нас хозяйка блинами не кормит». – «Хозяйка, хозяйка! Что ты пастухов блинами не кормишь?» – «У меня свинья опару пролила». – «Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?» – «У меня волк поросеночка унес». – «Волк, волк! На что у свиньи поросеночка унес?» – «Я есть захотел, мне бог повелел».

Все. Следствие закончилось. Цепь оборвалась: волк, оказывается, имеет право! Значит, есть потерпевшая сторона, но нет виноватых. Такая вот казуистика.

Мой опыт

Мне случилось быть свидетелем разговора учительницы со школьником, третьеклассником, от которого требовалось объяснение, почему он то ли опоздал на урок, то ли не выполнил задание, уже не помню темы. Да это и не важно. Суть в том, что на каждую попытку оправдаться следовало новое иезуитское «почему». И конца краю психологическому издевательству не было видно. Когда учительница призвала в сообщники меня, то палаческая роль мне решительно не глянулась. Со всей возможной дипломатичностью я постаралась поддержать ребенка, не посягая на авторитет учителя. Та, естественно, осталась недовольна. Результат: у моей дочери-отличницы резко появились четверки, а тот мальчик, даже по прошествии многих лет, где бы мы ни встретились, всегда меня замечал и здоровался.

Школьный ужас

Как-то мне довелось прочитать питерский альманах «Другие люди» XXI век. Второй выпуск. Современная литература» (СПб, 2012). В повести Романа Всеволодова «Одноклассница» есть потрясающая в своей правдивости сцена, рассказанная уже взрослым человеком, но с точки зрения ребенка, оттого вдвойне ужасная. Сколько лет прошло, а рана у героя не зарубцевалась.

«Помню, как-то учительница попросила всех ребят выйти из кабинета на время перемены, чтобы «проветрить помещение».

Несколько человек ослушались и остались в классе, – поначалу Ирина Евгеньевна не обратила внимания.

Но урок не мог начаться, – потому что я оставался стоять, – в классе не было больше ни одного стула, и я не мог сесть, увидев, что кто-то облепил мой стул жвачками, которые не отодрать, да еще и наплевал на него от всей души.

Учительница спросила, кто это сделал, но никто, конечно, не признался. Тогда она, все больше свирепея, предупредила, что если через минуту имя виновника так и не станет известно, то у всех тех, кто на время перемены остался в классе, пренебрегая просьбой преподавательницы, заботившейся о «проветривании кабинета», появятся двойки в дневниках.

Странно, я толком не могу вспомнить лица моих одноклассников, зато отчетливо помню, как поднимались в яростном паренье птицы бровей над склоном переносицы Ирины Евгеньевны, как впивались когти ее в собственные ее ладони, как тяжело вздымалась грудь, слишком большая для учительницы средних классов, заставлявшая мальчишек даже на контрольных работах бросать украдкой взгляд на нее, а не на шпаргалки.

Никто так и не признался, что это именно он беспощадно искалечил мой стул, и Ирина Евгеньевна выполнила свое строгое обещание.

Причем она ставила (не ставила – вонзала!) двойки с такой яростью, будто держала в руках не обыкновенную шариковую ручку, а острый кинжал, а школьные дневники были ненавистными сердцами самых заклятых врагов ее.

Я потом видел в нескольких дневниках кляксы от ее двоек, похожие на черную запекшуюся кровь.

И с высокомерной улыбкой отомстившей победительницы Ирина Евгеньевна начала чертить на доске математические задачи, но тут ее слова прервались громким, надрывным вскриком и последовавшими за ним всхлипами.

Плакала Лена Чернова, прижав кулачки к самому лицу, как будто готовясь обороняться.

Учительница подошла к ней и осторожно отвела ее руки от лица.

– Что я сделала?! – вскрикнула Лена, – у меня даже троек нет! А родители меня убьют за эту двойку! Они мне такое устроят! Они… что я сделала… я не видела ничего… я…, и она уткнулась в парту, сжав голову руками, – всхлипывания переходили в истерику. Ирина Евгеньевна была немного растеряна.

Даже те, кто во время перемены вышли из класса, недобро косились в мою сторону, а уж получившие двойки и вовсе пронзали меня взглядами, полными ненависти. Некоторые понимающе переглядывались между собой, видимо, соглашаясь друг с другом в том, что нет ничего удивительного в том, что именно мой стул облепили жвачками, и все яснее в глазах моих одноклассников читалось сожаление, что я на этот стул все-таки не сел.

Злые взгляды, казалось, сожгут меня дотла, и я думал, что мне не простят нечаянное предательство своих одноклассников даже если я превращусь в пепел, – мне не могли простить муки своих дневников, обагрившихся двойками, словно кровью».

А вывод?

Обратите внимание, что жертвами оказались все, в том числе невиновные и сама пострадавшая сторона. Не знаю, как поступили бы вы, но я твердо знаю, что совсем иначе, чем учительница. Во-первых, подошла бы и поинтересовалась, в чем дело. Во-вторых, выяснив, предложила ученику поменяться стульями со мной. И все. Без нотаций и угроз, без египетских казней всех подряд. Какой бы урон в виде разбитых чашек и тарелок не наносили мои дети, это не становилось поводом для суда, разбирательства, наказания. По своему возрасту дети имеют право быть неловкими, неуклюжими, не понимающими взрослых истин и ценностей. Мы сами были такими. Так за что их ругать? За то, что споткнулись, забыли, разбили, сломали?

Бессмысленность разбирательства в условиях подавления личности

Сказка «Кочет и курица» о бессмысленности разбирательства. А еще о страхе, заставившем петуха соврать. Он не смог сказать простую фразу: «Я нечаянно». Ее говорят, когда уверены, что их поймут.

Вы скажете: бывает, что дети вредят нарочно. Согласна. Сплошь и рядом. А с кого спрос? С вас – за воспитательные промахи или с детей – жертв ваших промахов? Хорошо живется, когда на все вопросы есть однозначные ответы. Тогда и думать не надо. А так в каждом случае приходится гадать. Может, с помощью негатива ребенок пытается привлечь внимание? Тогда получается, что родители постоянно его игнорировали. «Отстань», «не приставай», «иди поиграй», «не лезь», «отойди» – часто ли вы говорите эти слова ребенку? Часто? Тогда вам ясен ответ на вопрос, кто виноват.

Редко? Вы уверены? А ребенок упорно вредит и настойчиво требует внимания? Согласитесь с его правом на ваше участие, но мягко очертите границу, за которой начинаются права взрослых: на взрослое время, личную жизнь, взрослые занятия, взрослую работу. Ребенок в семье не царь. В любом возрасте он должен ощущать, что родители главные, и научиться спокойно ждать, когда они освободятся, чтобы, как и обещали, позаниматься с ним, поиграть, почитать, побаловаться. Если вы его не раз подводили, обещали, но не делали, не удивляйтесь, когда он в страхе, как смола, будет приставать, всеми мыслимыми и немыслимыми способами привлекая внимание разбитыми цветочными горшками.

Послушный ребенок — идеал воспитания?

Есть опасность, которую вы ошибочно примете за благо, – излишняя послушность ребенка. Стоит насторожиться, если он безропотно выполняет абсолютно все приказания, постоянно занят игрой, тих, как мышь под веником, ничего не требует от взрослых. Возможно, у него слаб интерес к семье и к миру, отсутствует волевое начало, инициатива. Не таких ли во взрослой жизни называют тряпками? А кто виноват? Слепые родители.

Не умиляйтесь и не радуйтесь, когда ребенок полностью подчиняется вам, не создает никаких проблем, не перечит, может с удовольствием выполнять ваши задания, даже ждать их. Вы принимаете послушание за любовь и уважение, но не замечаете, что у него формируется безличное отношение к вам, – как к любому другому взрослому человеку.

Итак, страх, поселившийся в душе ребенка, отсюда сопутствующая ложь, с одной стороны, суперпослушание вкупе с безличным отношением, с другой, атрофия воли, с третьей, равно опасные результаты. Такой человек с детских лет вплоть до старости будет выступать в роли обиженного, жертвы, причем виноватыми будут все и всё: родители – не те достались, одноклассники – нахалы и хамы, девушки – не видят его достоинств, жена – не понимает, что живет с гением, дети – эгоисты и раздолбаи, муж – почему не банкир, а простой служащий, сослуживцы – скудоумные дебилы и т. д.

О чем предупреждает сказка

Избегание ответственности и перенесение вины с себя на других – порочный, хотя и довольно распространенный стереотип общения. Заложенный в детстве на почве страха наказания за какую-то провинность, чаще всего пустяковую, он потом постоянно выскакивает, как черт из табакерки. Между сторонами привычно воцаряется стена отчуждения, доверие исчезает со скоростью испарения воды в пустыне, истины никакими силами не добиться. Вот о чем предупреждает сказка «Кочет и курица».

Нам бы побольше внимания к народным подсказкам, глядишь, и приблизим побыстрее светлое будущее, образ которого трудолюбиво лепили писатели-утописты.

А если серьезно, то ничто нам не мешает уже сейчас возводить здание культа ответственности, включив его в разряд гуманистических, гражданских, государственных, политических, семейных приоритетов.

И долой волков, которые делегируют себе право попирать человеческие законы. И просто законы!

Кстати, коррупция, с которой сейчас на просторах Восточной Европы громко, но безуспешно борются, призывая к ответу, подобна тому сказочному волку, с которого взятки гладки.